Марлен Инсаров
«…украинский народ ведет борьбу против клики империалистических обманщиков и предателей передовых идеалов великой революции 1917г.» (15, с.70).
«… украинское национал – освободительное движение всегда решительно подчеркивало и подчеркивает, что оно против возобновления старых, феодально – капиталистических порядков в будущем украинском государстве. Украинское национальное освободительно – революционное движение всегда решительно подчеркивало, что оно – за ликвидацию крупной земельной собственности, за национализацию промышленности, торговли, банков, за создание нового общественного строя, в котором на самом деле исчезнет эксплуатация человека человеком.» (16, с. 155).
«Большевистские лжецы пытаются представить нас перед советскими массами как защитников интересов «кулаков» и «буржуев». Это подлая ложь. У нас нет ничего общего с этими классами ни с точки зрения целей нашей борьбы, ни с точки зрения социального происхождения и классовой принадлежности участников нашего движения. Мы ведем борьбу за построение бесклассового общества. Мы против возвращения на Украину помещиков и капиталистов. Мы за уничтожение на Украине нового эксплуататорского, паразитического класса большевистских вельмож, состоящего из верховодов партии, МВД и МГБ, администрации, армии. Мы за общественную собственность на орудия и средства производства.» (25, сс. 16 – 17).
«Мы, украинские революционеры и повстанцы, боремся против большевиков потому, что они установили в СССР режим беспощадного социального угнетения и экономической эксплуатации трудящихся.
Не бесклассовое общество, не коммунизм строят в СССР большевики, а новую эксплуататорскую социальную систему… Не «радостную» и «счастливую» жизнь дали большевики трудящимся бывшей царской России, а новую каторгу, новое порабощение, социальный гнет и экономическую эксплуатацию. Большевики поставили трудящихся Советского Союза в положение античных рабов.
Мы, сыны трудового народа, не можем не бороться против такой политики большевиков так же, как не могли не бороться против гнета помещиков и капиталистов передовые трудящиеся царской России. Защищать интересы крестьян, рабочих, трудовой интеллигенции, бороться за их социальное освобождение – считаем своим священным долгом.» (25, сс. 21, 23).
«Украинское национал – освободительное движение», «украинские революционеры и повстанцы», своим священным долгом считающие бороться за социальное освобождение крестьян, рабочих и трудовой интеллигенции, за построение бесклассового общества, за общественную собственность на орудия и средства производства, за передовые идеалы великой революции 1917г. – это и есть «бандеровцы», бывшие обыкновенно объектом закоренелой ненависти, нерассуждающего восторга, тупо – официальной похвалы и очень редко – понимания.
«Фашистские шпионы», «свирепые фанатики» и «душегубы», восставшие за то, чтобы трудящиеся Советского Союза не были античными рабами. «Буржуазные националисты», отрекающиеся от родства с классами кулаков и помещиков, сражающиеся против новой эксплуататорской социальной системы, за бесклассовое общество, в котором исчезнет эксплуатация человека человеком. Кто они, «бандеровцы»?
В поисках ответа на этот вопрос нужно прежде всего избежать двух противоположных ошибок. Первая из них состоит в том, чтобы просто поверить на слово, не заботясь от том, кем, когда и при каких обстоятельствах это слово было сказано, и какой смысл в него вкладывался. Вторая, напротив, заключается в том, чтобы считать эти слова и лозунги лишь средством обмана глупо – доверчивых масс, средством, не мешавшим «бандеровцам оставаться агентами германского капитала» (4, с. 41), как ошибочно писал 10 лет назад один из товарищей, образовавших впоследствии ГПРК, не занимавшийся специально исследованием данного вопроса и принявший на веру утверждения СССРовской пропаганды.
Если с ошибкой излишней доверчивости все ясно, то с ошибкой излишней подозрительности следует разобраться.
Дело в том, что она не отвечает на вопрос, а всего лишь пересылает его в следующую инстанцию. Предположим, что для «бандеровцев» лозунги бесклассового общества и борьбы против эксплуататорской системы действительно были лишь средством обмана масс и манипуляции ими. Тогда возникает новый вопрос: почему массы, шедшие за «бандеровцами», могли были быть обманываемы именно такими лозунгами бесклассового общества, общественной собственности и уничтожения эксплуатации человека человеком, а не лозунгами «свободного предпринимательства» и «рыночной конкуренции»? И не является ли такое противопоставление хороших, доверчивых и глупых масс манипулирующим ими верховодам таким же вздором, как противопоставление в революции 1917г. масс и обманувших их большевистских вожаков (чем грешили сами бандеровцы) – как будто большевики не были в 1917г. частью масс, и как будто великую историческую трагедию можно свести к совращению глупой девицы хитрым развратником!
В большей части исторических эпох люди честнее, чем они сами о себе думают. Превращение идеалов (т.е. преобразованных в голове представлений об общих интересах общественных групп) во всего лишь лицемерное прикрытие утробных позывов становится общим правилом лишь в гнилые, мертвяцкие эпохи, в принадлежащую мародерам ночь после битвы. Идеи и идеологии становятся инструментами в руках циничных манипуляторов только в глухую пору листопада, в эпохи пассивности и апатии масс, когда и самим манипуляторам не требуется от масс ничего, кроме сохранения пассивности. Все врут – и все знают, что все врут, но все верят, что иначе и быть не может, что ничего не изменишь, и что единственно возможная претензия к правителям состоит в том, чтобы «они воровали и нам давали».
Совсем не так бывает в прекрасные и жестокие эпохи великих классовых битв, когда массы пытаются своей силой добыть свою волю, установить на земле свою правду. Чтобы вести голодных и голых против самых современных армий, нужно самому верить в то, за победу чего предлагаешь умереть. Поднявшиеся на борьбу массы более всего не прощают неискренности. Вожди массового движения, безразлично, прогрессивного или реакционного, должны быть не циничными манипуляторами, но искренними фанатиками. Это в равной мере относится и к якобинцам, и к вандейцам. Встречающиеся среди них отдельные циники и иезуиты до поры до времени лишь служат фанатикам. Их время придет потом, после того, как народ будет отправлен в отставку. Лишь тогда Наполеон сменит Робеспьера и Сен -–Жюста, а Сталин – Ленина и Троцкого…
Две доминирующих концепции истории западноукраинской буржуазной национал – освободительной революции 1940 – х годов конкурируют друг с другом по презрению к противоречиям и трагическому динамизму реальных событий. Обе эти концепции имеют целью не узнать истину, но скрыть ее, дабы она не вредила классовым интересам. С этой целью реальная история заменяется лицемерно – гладкими схемами – украинско – патриотической и имперско – сталинистской.
Согласно первой, украинские повстанцы сражались и умирали исключительно за независимое украинское государство, и либо совсем не задавались вопросом о социально – экономическом характере этого государства, либо были такими же сторонниками «свободного предпринимательства» и «рыночной экономики», как и паны Кравчук и Кучма. Поддерживающее эту концепцию, государство украинского панства так до сих пор не удосужилось предоставить статус участников боевых действий ветеранам УПА, этим реальным действием лучше всякой пропагандистской трескотни показывая, то ли оно государство, за которое сражались и погибали бойцы УПА.
Возникла данная концепция, не надо забывать, еще в 1950-е годы, в условиях неизбежной эмигрантской деградации украинских национал – революционных организаций, когда исчезла их зависимость от украинских трудовых масс и нарастала зависимость от цивилизованного буржуазного мира, в результате чего произошел откат от революционно – освободительных идей УПА и УГВР к предвоенным узко – буржуазным и узко – националистическим идеям ОУН.
Согласно имперски – сталинистскому мифу, украинские повстанцы были, во – первых, немецко – фашистскими шпионами, а во – вторых, кровожадными злодеями, душившими несчастных председателей колхозов и сотрудников НКВД, распевая при этом:
«Нехай кровi по колiна,
Була б вiльна Украiна!”
О “немецко – фашистских шпионах” чья бы корова мычала, а сталинистская молчала. Сталин, благодаря союзу с Гитлером получивший в 1939 – 1940гг. Западную Украину, Западную Белоруссию, Молдавию и Прибалтику, отличается от Бандеры и Стецько, пытавшихся в 1941г. получить независимую Украину с помощью точно такого же союза с Гитлером, только тем, что преуспел в такой сделке, а они – нет. Но причиной тому были не ум и ловкость Сталина (мы не собираемся отрицать наличие у него этих качеств), но тот факт, что стоявшая за ним во время торгов с Гитлером сила СССР была намного больше, чем сила ОУН…
Бесспорно, бандеровцы были жестокими фанатиками. Точно такими фанатиками были большевики 1917 – 1921гг. Бандеровская Служба безпеки пролила много невинной крови (наряду с винной кровью сотрудников НКВД!), совершила много злодеяний и шли в нее, по свидетельству Данилы Шумука, “как будто специально подобранные самые тупые люди” (32, с. 142). Точно так же пролила много невинной крови, совершила немало злодеяний и состояла отнюдь не только из людей с чистыми руками ЧК 1917 – 1921гг.
Как ни покажется чудовищным любому гуманисту и либералу, мы говорим это не в осуждение большевиков и ЧК. “Человек и история творятся самопожертвованием и убийством”, - эти слова Андреаса Баадера принадлежат к лучшим кратким формулам всемирной истории. История есть борьба, борьба ведет к смерти, любое сколько – нибудь серьезное общественное движение многое множество раз попирало заповеди пацифистов, возмечтавших уклониться от борьбы и истории. Поэтому судить о любом общественном движении следует не по применяемым средствам, а по отстаиваемым целям. Как правильно сказал в свое время Троцкий, “насилие и хитрость раба, пытающегося разбить свои цепи, и насилие и хитрость рабовладельца, пытающегося удержать раба в цепях, одинаковы только в глазах презренного евнуха”. Борцы украинского национал – освободительного, буржуазно – революционного движения были жестоки – как и филипинские, алжирские, кенийский, чеченские и т.п. повстанцы. Но не сталинистским колонизаторам давать им уроки пацифистской морали.
Мы, пролетарские революционеры – интернационалисты, можем с достаточной беспристрастностью проанализировать историю ОУН, УПА и УГВР. Для сохранения эксплуатации нужна ложь, для ее уничтожения нужна правда. Революция, за которую самоотверженно сражались бойцы УПА – национально – буржуазная революция, была не нашей революцией, “интегральные националисты” из УВО в 1920 –е годы были злейшими врагами людей, в которых мы видим своих предшественников – врагами украинских коммунистов – интернационалистов.
Но национально – буржуазная революция ускоряет прогресс рода людского и тем самым приближает час пролетарской революции. Но после уничтожения сталинской контрреволюцией всех коммунистов – интернационалистов – во всем СССР и на всей Украине – и на Западной, и на Надднипрянской, ОУН, а затем УПА стали единственным прибежищем для тех, кто хотел с оружием в руках бороться сначала против польского, а затем против германского и “советского” империализмов.
Поэтому “украинские революционеры и повстанцы” были врагами наших врагов, героями самого значительного по масштабу и упорству вооруженного сопротивления СССРовскому государственному капитализму. Поэтому они, и рядовые бойцы, и левые лидеры УПА и УГВР, такие как Йосип Позычанюк, Петро Полтава и Осип Дяков, стоят в истории освободительной борьбы украинского трудового народа вместе с бунтарями 17 века и вместе с большевиками, боротьбистами и махновцами…
* * *
В начале 20 века Украина была разделена между Российской и Австро – Венгерской Империями, а украинцы представляли собой т.н. “плебейскую нацию”, т.е. не были нацией вообще.
Нацию из этнографического материала, оставшегося от прошлых исторических периодов, создает и организует буржуазия. Развитие капитализма на определенной ступени требует создания национального рынка, охраняемого национальным государством. Это же развитие капитализма формирует класс буржуазии, куда входит также бюрократия и интеллигенция, класс, в борьбе создающий нацию и национальное государство. Поэтому т.н. “плебейская нация” – “нация”, не имеющая своего национального эксплуататорского класса, на самом деле представляет собой возникший в прошлые исторические эпохи этнос, из которого буржуазии еще предстоит сформировать нацию. Превращение украинского этноса в современную украинскую буржуазную нацию и представляет собой содержание истории Украины в 20 веке.
Подчинение в 14 веке Галичины (основной части подавстрийской Украины) Польше, а Надднипрянщины (подроссийской Украины) в 17 – 18 веках России происходило не только и не столько путем их военного покорения, сколько путем интеграции их общественных верхов, галицкого боярства и казацкой старшины, в правящие классы мощных соседних государств, способных гарантировать эксплуатацию и подчинение крестьянства. Украинские феодалы отказались от национальной независимости, а затем и от украинской национальности ради сохранения социального господства – доказав тем самым примат классовых интересов над национальными чувствами. В итоге украинцами в Галичине оставались, по меткому определению польских шляхтичей, только “хлопы и попы” – крестьяне и попы. Над украинской крестьянской и поповской деревней стояли польское дворянство и еврейско – польско – немецкий город. Такую же картину можно было наблюдать и на Надднипрянщине, с той лишь разницей, что дворянство было здесь не столько польским (хотя сохранялось и оно – на Правобережье), сколько русским, а город – русско – еврейским.
Собственно украинским классом оставалось крестьянство, а оно было политически пассивным. Этим объясняется слабость и робость украинского национального движения. Возникающая украинская буржуазная интеллигенция, не имея опоры в крестьянской революционности, долгие десятилетия ограничивалась чистым культурничеством. Лучшие, самые боевые, элементы, уходили в общерусское революционное движение, правильно чувствуя, что Российская Империя может быть опрокинута лишь совместным действием всех угнетенных ею трудящихся масс. Пока культурники из “Старой громады” собирали украинский фольклор, революционеры – народники вступили в не имевшую равных схватку с самодержавием. По своей роли в народническом движении Киев и Одесса уступали только Петербургу, а в иные периоды опережали его. Именно “южнорусские” бунтари первыми осуществили переход к политической борьбе и террору, за что приняли на себя удар всей чудовищной силы самодержавия. В 1879г. царь – “освободитель” поставил 16 виселиц, 14 из них были на Украине – по 6 в Киеве и Одессе и 2 в Николаеве. Там, в Николаеве, были казнены первыми пытавшиеся организовать покушение на царя с помощью динамита украинец Иван Логовенко и еврей Соломон Виттенберг – и пусть любая националистическая сволота заткнется и не гавкает над могилами погибших за освобождение рода людского…
Крестьянство Украины, как и всей Российской Империи, пробуждается к активной борьбе только в начале 20 века. Погромы помещичьих имений в 1902г. в Полтавской губернии стали прологом к революции 1905г., а восстание на броненосце “Потемкин” началось со слов матроса Вакуленчука “Та доки же ми будемо рабами?”. Матросы “Потемкина”, плывя вдоль недружественного берега, пели “Ревуть – стогнуть волни – хвилi”. Но 1905г. остался лишь репетицией 1917г., крестьянство только раскачивалось и пробуждалось после двухвекового сна к борьбе за свою правду и свою волю.
Отсутствие украинской буржуазии и сохраняющаяся политическая пассивность большей части крестьянства объясняют слабость и раздвоенность украинского национального движения начала 20 века.
По своему социальному составу оно оставалось преимущественно интеллигентскими кружками. Не имея опоры в фактически отсутствовавшей украинской буржуазии, украинский национализм того времени отличался более или менее смутными социалистическими симпатиями, однако, не имея также опоры ни в инонациональном в значительной своей части городском пролетариате, ни в только еще пробуждающемся к борьбе украинском крестьянстве, склонен был в любой момент отказаться от этих симпатий за соответствующую плату. В случае сколь – нибудь значительных потрясений был неизбежен его раскол на сторонников лозунга “за вольную Украину без хлопа и пана” и на тех, кто претендовал стать панами в независимом украинском буржуазном государстве.
Решающим событием в формировании украинской буржуазной нации стала Великая революция 1917 – 1921гг. Революция эта была двойственной революцией: по своему объективно – экономическому содержанию она была, и не могла не быть, буржуазной революцией, дотла истребляющей всю массу феодальных пережитков и тем самым открывающей дорогу радикальному буржуазному преобразованию общества, превращению аграрной страны в страну индустриально – капиталистическую. Благодаря этой революции, в основном уничтожившей на Украине старые, преимущественно не украинские эксплуататорские классы: русско – польское дворянство и русско – еврейскую буржуазию, открылся путь к формированию украинской буржуазии, организующей из проживающих на подвластной ей территории этнических групп современную украинскую буржуазную нацию. То, что эта национальная украинская буржуазия длительное время, с 1920-х по 1980-е годы, была государственной буржуазией и употребляла для идеологического обоснования своего господства псевдокоммунистические фразы, не должно вводить нас в заблуждение о ее природе – как не должен вводить в заблуждение и тот факт, что до 1991г. эта буржуазия не обладала полной независимостью, но лишь автономией в иерархической коалиции национальных госбуржуазий под названием «СССР» (такая коалиция была необходима в то время этим национальным госбуржуазиям для борьбы как против старых эксплуататорских классов, так и против трудящихся масс).
Специфика Великой революции 1917 – 1921гг. состояла в том, что, будучи буржуазной по своему объективно – экономическому характеру, она возглавлялась классом и партиями, своей целью имеющими революцию коммунистическую. Классом этим был пролетариат, передовые борцы которого группировались в организациях большевиков, левых эсеров, максималистов и анархистов (на Украине также боротьбистов, борьбистов и укапистов). В итоге повторилась трагедия класса, захватившего политическую власть в эпоху, когда уровень производительных сил еще не давал возможность добиться его освобождения – и потому стремительно потерявшего эту власть, между тем как Ленин и большевики, волей – неволей, чем дальше, тем больше, должны были отстаивать интересы не своего, а чужого класса. С Лениным и большевиками случилось то, что Энгельс в «Крестьянской войне в Германии» назвал «самым худшим» для «вождя крайней партии»:
«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять – таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять – таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, в большей или меньшей степени случайного, состояния условий производства и обмена, а являются результатом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо, словом, он должен представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно» (20, т.7, с. 422).
Именно так большевики в интересах «самого движения», т.е. развития капитализма в России, должны были, став ядром класса государственной буржуазии, – это превращение произошло не в силу злых намерений большевиков, но в силу их нового социального положения, - отстаивать интересы этого класса и отделываться от недавно еще своего класса, от пролетариата, фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы этого чужого класса, интересы буржуазной модернизации, являются собственными интересами пролетариата. Попав в это ложное положение, через 20 лет они погибли безвозвратно, истребленные отстранившими их еще ранее от власти госкапиталистическими сталинскими выкормышами, не раздиравшимися, в отличие от большевиков, между своим буржуазным положением и своими пролетарскими симпатиями. Запутавшиеся в противоречиях созданной ими же новой реальности, которую они неизбежным образом не могли понять, в большинстве своем (кроме непримиримых врагов новой тирании, таких, как децисты, Троцкий, Рютин и т.п.) погибшие политически за 10 лет до своей физической гибели, истребленные почти до единого, вот уже которое десятилетие поливаемые тысячью тонн помоев всеми силами буржуазного мира, для которых «большевизм» стал самым бранным словом, - большевики сделали то, что могли сделать: придали огромное ускорение капиталистическому прогрессу как в СССР, так и во всем мире. 20 век, с его буржуазной модернизацией, государством социального обеспечения, национал – освободительными движениями, и т.п. явлениями капиталистического прогресса был не в последнюю очередь их работой. Теперь паровоз капиталистического прогресса довез человечество почти до края пропасти, предотвратить падение в которую может лишь стоп – кран мировой революции. Стоящие перед нами задачи с неизбежностью весьма отличны от задач, стоявших перед большевиками. Поэтому мы можем отнестись к ним со спокойной критичностью, без смешного восторга и не менее смешного возмущения. Они сделали свое дело, дело развития капитализма в России – мы с такой же смелостью и фанатизмом исполним свою работу уничтожения мирового капитализма.
То, что Октябрьская революция не привела и не могла привести к созданию бесклассового, безгосударственного и бестоварного коллективистского общества, не означает, что она была напрасной, что ее не надо было делать. Она дала огромный толчок буржуазному прогрессу, превращению отсталой полуфеодальной страны в страну передовую капиталистическую. Этот прогресс происходил с чудовищной жестокостью, по костям и черепам, но в эксплуататорском обществе он и не может происходить по другому (западноевропейский капитализм точно так же воздвигался на костях согнанных с земли крестьян, порабощенных негров, истребленных индейцев и т.п., как СССРовский капитализм – на костях рабов ГУЛАГА). Это не «оправдывает» его, да ему и не нужны оправдания. Он был, его результат – эксплуататорское общество – налицо, и это общество мы должны уничтожить.
Есть и другая сторона дела, ничуть не менее важная. Не только неудачные и потерпевшие поражение восстания и революции, но даже восстания эфемерные, прошедшие бесследно и не содействовавшие Его Величеству Историческому Прогрессу, давали возможность его участникам, пусть на несколько часов, разогнуть спину – пусть все смирившиеся холопы вслед за самими рабовладельцами повторяют, что всю жизнь превосходно можно прожить с согнутой в три погибели спиной, и из-за такого пустяка, как несколько часов свободы и силы, не стоит умирать!
В прекрасной исторической повести З. Шишовой «Джек – Соломинка», главный герой, лидер крестьянского восстания в Англии 1381г. Джек Строу спрашивает поддержавшего повстанцев, не предавшего их и идущего вместе с ними на пытки и казнь лондонского купца: «Что заставило тебя, купца, пойти с нами, мужиками, и целых 2 дня судить по справедливости?» (тот не может сформулировать причины, но в голове всплывает множество примеров попранной справедливости).
Восстание 1381г. пресекло начавшееся в Англии после Великой Чумы восстановление крепостничества и тем самым сделало возможным весь последующий капиталистический прогресс. Оно дало английскому крестьянину самый зажиточный и свободный в его истории XV век, пришедшийся на просвет между ужасами феодализма и ужасами капитализма. Но кроме всего этого, 2 дня крестьяне ходили по Лондону, не кланяясь дворянину, и судили по справедливости.
Во время Великой революции 1917 – 1921гг. десятки миллионов замордованных прежде рабочих, крестьян и солдат не 2 дня, а целых несколько месяцев, даже лет, судили и решали по справедливости – редкому поколению приходило на долю такое счастье. «Мы никогда никому ничего не дадим больше решать за нас», скажет в романе Юрия Яновского «Четыре сабли» лидер восставших крестьян Шахай, - и эти слова выражают смысл революции.
Поэтому пусть господа буржуа не потирают, довольные собственным благоразумием, свои крысиные лапки. История – не завхоз, отпускающий «лимит на революции». Страсти, ненависть и любовь, энтузиазм, фанатизм, глупость, мудрость, страдание, борьба, смерть, великие ошибки, лишь через которые можно дойти до великой истины, - все это и называется историческим процессом. Кому не нравится, пусть попробует сидеть в сторонке – пока по его сторонке не промарширует не революция, так контрреволюция…
Специфика революции на Украине состояла в том, что революция инонационального («русскоязычного») пролетариата переплеталась здесь с революцией украинского крестьянства. Поскольку мы не пишем здесь историю революции 1917 – 1921гг. на Украине, достаточно указать результат этого процесса. Им явилось подчинение крестьянства городу, когда в городе от власти пролетариата осталась только власть его вчерашней партии – партии большевиков, благодаря такому неизбежному отрыву стремительно превращавшейся в ядро нового класса государственной буржуазии.
Подчинение крестьянства городу не было, и не могло быть результатом одного только насилия и террора (попытка украинских большевиков в 1919г. держаться исключительно на штыках кончилась для них катастрофой), но следствием компромисса: крестьянство, обескровленное многолетней войной («Заросло болотом поле, От крови и пота, Не хочу махать винтовкой, Хочу за работу» - гениальная поэма о большевиках и крестьянах в гражданской войне на Украине, «Дума про Опанаса» Э.Багрицкого), приняло большевистскую власть как защиту от реставраторски – помещичьих поползновений (что эта власть, движимая потребностями накопления капитала, сделает с ним потом, оно не знало), в обмен на что должно было платить ей налоги и отказаться от собственных политических претензий.
Украинский крестьянин (как и крестьянин других прежде угнетенных народностей), получил, кроме земли, еще и национальную свободу – не свободу «элиты» быть министрами и депутатами в собственной независимой державе, но свободу учиться на родном языке и не быть тыкаем в нос за это «мужицкое наречие» городскими господами. Если пролетарская революция потерпела поражение, то украинская буржуазная революция 1917 – 1921гг. на Надднипрянщине, Великой Украине, в УССР победила – в тех именно формах, в которых она и могла тогда победить. Победоносный союз пролетариата и крестьянства (политическим выражением которого явился бы, грубо говоря, союз децистов и махновцев), не состоялся, союз украинской буржуазной революции с общероссийской буржуазной революцией имел место.
Пробуждение к активной борьбе украинских крестьянских масс в 1917г. стало причиной взлета украинских партий, превращения профессора Грушевского (прекрасного мелкобуржуазного историка, но плохого мелкобуржуазного политика) и тылового интенданта Петлюры в «вождей нации». Неспособность этих «вождей нации» быть на высоте революции привела к их краху.
Довольствовавшиеся лозунгом автономии при царизме, еле отважившиеся на требование федерации при Временном правительстве, мелкобуржуазные политики, образовывавшие Центральную Раду, сразу после Октябрьской революции заявили о независимости – независимости не от России, а от революции. Пропуская на Дон к белоказакам контрреволюционных офицеров, они преграждали дорогу ехавшим сражаться с контрреволюцией красногвардейцам – показывая тем самым, что помещичье – буржуазная реакция им дороже рабоче – крестьянской революции. Будучи разбиты – в первую очередь не русскими большевиками, но сбольшевиченными украинскими солдатами и рабочими (что 2 года спустя признал в своей замечательной самокритике один из лидеров Центральной Рады, Владимир Винниченко – см.6), они с необыкновенной легкостью пошли на сделку с кайзеровским империализмом, продав украинскую социальную революцию за фиктивную власть и фиктивную державность. Кайзеровский империализм, однако, очень быстро предпочел избавиться от этих своих вассалов, большие претензии и бестолковая суетливость которых не были подкреплены реальной силой. Их сменил «гетман» Скоропадский, царский генерал, «вспомнивший» вдруг о своих украинских предках.
Политика помещичьей реставрации, хлебных реквизиций, порок и расстрелов при Скоропадском и кайзеровцах привела к волне крестьянских восстаний. Восставшие украинские крестьяне вместе с восставшими матросами и рабочими в Германии свергли власть Скоропадского (замечательная фамилия, в пику которой большевик – уклонист Васыль Шахрай, исключенный затем из РКП(б) за критику Ленина и замученный белогвардейцами на Кубани, подпишет летом 1918г. свою работу псевдонимом Скоровстанский!) в Киеве и Вильгельма II в Берлине. К власти снова пришли мелкобуржуазные политики из бывшей Центральной Рады – и снова показали свою несостоятельность, свою неспособность стоять на высоте революции.
Попытки самого честного и самого левого из них, Винниченко, осуществить социально – революционные меры и заключить равноправный союз независимой революционно – демократической Украины с революционной Россией (на что в тот момент были согласны Ленин и Троцкий) кончились ничем из-за упорного сопротивления большей части украинского национализма (см. 6, ч.3, сс.222- 230). Волна крестьянских и рабочих восстаний, свергнувшая Скоропадского, опрокинула и Директорию. В Киев снова вошли большевики.
Не имевшее прочной опоры в украинской деревне и долженствующее экспроприировать у нее продовольствие для города и армии, украинское большевистское правительство объединило против себя все крестьянство. Как партия инонационального пролетариата Южной и Восточной Украины, большевики не понимали национальных требований украинского крестьянства и оттолкнули от себя представлявшие революционное крестьянство левые украинские группы. В июне 1919г. левым крылом УСДРП была создана одна из них - Украинская коммунистическая партия, возглавленная Юрком Мазуренко и которая подняла восстание против большевистского правительства, выдвинув требование независимой советской Украины. Более сильной, энергичной и укорененной в крестьянстве была образованная левой частью украинских эсеров Украинская коммунистическая партия (боротьбистов). Сверх того, действовали анархисты и, обособившаяся украинская организация российских левых эсеров – (борьбисты). Утратив союз с крестьянством, большевики на Украине не смогли устоять против наступающих белых армий. Во второй раз победила помещичья реакция.
Скитавшаяся по местечкам и селам Волыни Директория («в вагоне – Директория, под вагоном – территория», - песенка того времени), в силу своей классовой природы с роковой для нее самой неизбежностью вместо ориентации на украинский трудовой народ продолжало «ориентацию» на силы иностранного империализма, на этот раз не на Германию, а на Антанту. По заключенному Петлюрой договору с французским правительством, последнее, в обмен на займы и оружие, получало контроль над украинскими банками и железными дорогами. Когда наивный Ю. Мазуренко предложил силам Директории союз с условием отстранения петлюровской клики, признания требования независимой советской Украины и власти будущего съезда Советов, попавший в руки петлюровцев его начальник штаба Дяченко был расстрелян, а самого Мазуренко еле отбили входившие в петлюровское правительство его прежние партийные товарищи из УСДРП…
Последним актом предательства Петлюры стал его договор с Пилсудским в 1920г., по которому Петлюра соглашался с захватом панской Польшей Западной Украины – Галичины и Волыни, в обмен на пост вождя вассальной от Польши Надднипрянщины. Это означало политическую смерть Петлюры – за 6 лет до его физической смерти.
Как было сказано выше, большевики сделали выводы из катастрофы лета 1919г. и пошли на компромисс с крестьянством. Однако дистанция огромного размера отделяла уже этот компромисс от революционного союза пролетариата и крестьянства. Производительные силы в начале 20 века не созрели для победы социализма, промышленный пролетариат был неспособен организовать производство без руководителей и начальников, т. е. без особой группы распорядителей общественного производства, неизбежно становящейся новым эксплуататорским классом. Поэтому после свержения экономической и политической власти помещиков, старой буржуазии и царской бюрократии стал стремительно образовываться новый эксплуататорский класс, в котором перемешались и сплавились самые разнообразные общественные группы и слои – осколки старых эксплуататорских классов, бывшие революционеры – большевики, но прежде всего – выходцы из рабочих и крестьян.
Чем дальше, тем больше дух революции испарялся. Советская власть фактически исчезла после 6 июля 1918г. – восстания левых эсеров и его разгрома. Ее сменила власть большевистской партии. Советская власть, как решение всех вопросов общими собраниями трудящихся масс не существует без выработки общего решения столкновением и сопоставлением различных идей, что невозможно без реальной свободы мнений и организаций мнений, т.е. без свободы советских партий (поскольку Советы – классовый орган революционной освободительной борьбы пролетариата, эта свобода, естественно, ограничена революционно – социалистическими рамками). Подобным же образом и власть партии как вырабатывающего и исполняющего решения коллектива невозможна без свободы мнений и идейной группировки членов партии.
Исчезновение такой свободы и тем самым исчезновение власти большевистской партии, смененной властью бюрократического аппарата, иначе говоря, класса государственной буржуазии, имело решающими вехами формальный запрет фракций в 1921г. и исключение из РКП(б) в 1927г. левой оппозиции - последней фактической фракции. Но началось оно значительно раньше. Весной 1920г. на конференции КП(б)У большинство голосов получили представители революционно – пролетарского крыла партии – децисты. Решения конференции были отменены московским руководством РКП(б), избранный на ней децистский ЦК КП(б)У распущен, а подробности этой истории покрыты мраком, под которым и пребывают до сих пор.
Пролетарская революция потерпела поражение.
Однако буржуазная революция – самая радикальная буржуазная революция в мировой истории – одержала победу – в СССР вообще и на Надднипрянщине (т.е. в УССР) в частности. Класс помещиков был уничтожен, а крестьянство получило землю. Но поскольку буржуазная трансформация сельского хозяйства означает исчезновение не только помещика, но и крестьянина, долженствующего превратиться в пролетария, вторым этапом этой буржуазной трансформации стала «коллективизация» сельского хозяйства в 1928 – 1929гг., означавшая в действительности переход не к социалистическому, а именно к капиталистическому земледелию. Вместо мелкого раздробленного крестьянского хозяйства, в значительной мере производившего для собственных потребностей, возникло капиталистическое хозяйство (хотя и намного более раздробленное, а поэтому намного более отсталое, чем в США – это доказали в своих работах итальянские левые коммунисты), долженствующее поставлять по низким ценам продовольствие и сырье для растущей городской капиталистической промышленности.
Буржуазная революция на Украине, победив как революция аграрная, победила и как революция национальная (это прекрасно понял в 1920- 1930 – е годы западноукраинский марксистский социал – демократ Юлиан Бачинский, в конце 19 века первым выдвинувший требование независимости Украины, основывая это требование на идее исторического материализма, что развитие капитализма создает национальный рынок, нуждающийся в защите национального государства. (см. 3)).
Старая Украина потеряла государственность из-за того, что потеряла ставший денационализированным собственный правящий класс. Новая Украина в 19в. не могла иметь государственность потому, что не имела собственного правящего (и, соответственно, эксплуататорского) класса. «Украинская народная республика» 1917 – 1920гг. не удержала независимость потому, что отсутствовал класс украинской буржуазии, нуждающийся в независимости и готовый бороться за нее. Класс собственной национальной буржуазии стал стремительно складываться на Украине в 1920-е годы – сначала как часть общесоюзной государственной буржуазии. История его формирования, обособления и отделения и представляет собой смысл истории УССР, вплоть до превращения ее в независимую Украину. Отделение Украины (а также – по тем же причинам – прочих союзных республик) в 1991г. произошло столь легко и гладко именно потому, что являлось лишь завершением и узаконением давно уже разворачивающегося процесса.
В книге эмигранта – УРДПшника Григора Костюка «Сталинизм на Украине» сталинский террор абсолютно правильно показан как результат отнюдь не сталинской паранойи, но социальной борьбы – как борьбы верхов против низов, так и борьбы между верхами в Москве и верхами в Киеве. В этой борьбе автономистские руководители УССР и КП(б)У потерпели поражение и были уничтожены, но это поражение отнюдь не было полным, и их победители вынуждены были сохранить большую часть их позитивной программы. В июне 1937г., за несколько дней до самоубийства, председатель украинского Совнаркома Панас Любченко сказал в своей последней речи партактиву, т.е. активу украинской государственной буржуазии: старая Малороссия была царской колонией, а теперь благодаря Октябрьской революции Украина является независимым государством, находящимся в федеративном союзе с Россией. Помните это и стойте на этом…
Последующие руководители УССР не нарушили этот завет Любченко, но исполняли и исполнили его…
Если в 1917 – 1921гг. буржуазная революция победила в Надднипрянщине (т.е. в УССР), то до ее победы было очень далеко в оказавшейся преимущественно под властью Польши Западной Украине. И «бандеровщина» станет потерпевшей поражение, но заставившей своих победителей реализовать свою программу буржуазной революцией, революционно – буржуазным «национал – освободительным» движением…
В межвоенный период Закарпатье находилось под властью Чехословакии, Буковина – под властью Румынии, а решающие западноукраинские земли – Галичина и Волынь – под властью Польши. Ни Закарпатье, ни Буковина, по причине своей отсталости и малочисленности, не имели самостоятельного значения, поэтому в дальнейшем речь пойдет только о подпольской Украине.
Галичина, именуемая обыкновенно «украинским Пьемонтом», «центром украинского национального возрождения» и т.п. хвалебными определениями, по своей отсталости, бедности и забитости превосходила даже Надднипрянщину. Это был край крестьянского малоземелья, аграрного перенаселения, отсталой мелкой промышленности. Над украинским крестьянином стоял польский помещик, над украинской деревней – польско – еврейско – немецкий город. Слаборазвитая промышленность не поглощала избыточных рабочих рук, следствием чего была массовая трудовая эмиграция (о ней, как и о всей горькой доле галичанского крестьянина, написано в пронзительных рассказиках Васыля Стефаника). Социальная структура украинского галичанского общества описывается презрительной польской присказкой «хлопы и попы» (т.е. крестьяне и попы).
Созданная в ноябре 1918г. галичанскими украинскими партиями Западноукраинская народная республика (ЗУНР) проиграла войну с Польшей и исчезла в 1919г. потому, что за нее не стал сражаться по – настоящему галичанский крестьянин – как он через 25 лет станет сражаться в отрядах УПА. В ЗУНР безраздельно доминировало чисто буржуазное Украинское национал – демократическое объединение (УНДО), образовывавшие которое интеллигентные буржуа по умеренности и аккуратности превосходили даже мнимых социалистов из УНР. Даже после формального объединения УНР и ЗУНР умеренный декрет УНРовской Директории об аграрной реформе был запрещен к распространению на Западной Украине, а его распространителей сажали в тюрьму. Вожди ЗУНР боялись польского пана, но еще больше они боялись собственного галичанского крестьянина, кошмаром а не единственной надеждой, был для них призыв к скопившейся за долгие века (599 лет – с 1340 по 1939гг. – галичанский хлоп пребывал под властью польского пана) огромной мужицкой ненависти, к крестьянской революции, которая как раз в то время бушевала в Надднипрянщине.
Революционная Красная Армия находилась в 1920г. на Западной Украине слишком короткое время. Сталин и Буденный не смогли взять Львов. Разбуженный Красной Армией крестьянин не успел протереть глаза и взяться за вилы, как на его шею снова легло панское ярмо.
Но пробужденное великими потрясениями войны и революции западноукраинское крестьянство, а вместе с ним и прочие слои и классы западноукраинского общества не могли более прийти в прежнее состояние тупого сна. Из великих событий нужно было сделать все выводы, чтобы в полной готовности встретить события еще более великие.
Выводы могли делаться только в двух противоположных направлениях, т.к. все прочее представляло жалкие паллиативы.
Как сказано выше, предреволюционное украинское движение было проникнуто и социалистическими, и националистическими тенденциями. Все участники борьбы 1917 – 1921 гг. признавали, что такая попытка ехать на двух лошадях, тянущих в разные стороны, стала причиной краха.
Левые течения украинского национального движения – боротьбисты, укаписты, Винниченко – в разное время и с разной последовательностью – сделали отсюда вывод: в том числе и для того, чтобы достичь национального освобождения, нужно отказаться от национализма как самостоятельной цели, удаляющей от освобождения трудового народа. Только став партией радикальной социальной революции, только борясь за полное освобождение от всех видов гнета, можно достичь в т.ч. освобождения от национального гнета. Мыслящие таким образом люди на Западной Украине образовали Коммунистическую партию Западной Украины, ядром которой была интернационалистская организация периода Первой мировой войны, Интернациональная революционная социал – демократия.
Другой выбор был противоположен первому. Нужно отказаться от социалистических целей (но в равной мере и от демократических методов), как мешающих завоеванию собственной независимой украинской державы. Только борясь за свое национальное освобождение, за свою национальную державу, можно достичь заодно социальных целей. Мыслящие таким образом элементы (в основном из «сечевых стрельцов» – украинского патриотического пушечного мяса на службе Габсбургской Империи) создали в 1921г. Украинскую военную организацию (УВО), из объединения которой с другими националистическими группами в 1929г. возникла Организация Украинских националистов (ОУН).
Идеология УВО и ОУН обыкновенно называлась «интегральным национализмом», а самым значительным идеологом «интегрального национализма» был Дмитро Донцов, не входивший в УВО или ОУН, зато давший им идеологическую систему.
Донцов, ренегат социалистического движения, не зря прошел школу марксовой науки о классовой борьбе. В противоположность утопическим сторонникам демократического национализма, он чрезвычайно четко понимал, что нация создается и держится «элитой», т.е. организаторски – управляющей группой, неизбежно становящейся эксплуататорским классом. Тем самым было признано, что любой национализм, любая проповедь нации и национального единства является идеологией эксплуататорского класса, даже если этот класс только еще возникает и ведет революционными насильственными методами борьбу против прежнего эксплуататорского класса – как было в отношении боровшейся против польской оккупации ОУН.
Принципиальный выбор на Западной Украине в 1920 – 1930-е годы стоял между путем, отстаиваемым КПЗУ, и путем, отстаиваемым ОУН. Уничтоженная как сталинским террором, так и своей неспособностью противостоять ему вследствие преданности СССР как отечеству всех трудящихся и УССР как родине всех украинцев, КПЗУ исчезла, но развитие буржуазной революции в 1940-е годы привело к тому, что созданные ОУН Украинская повстанческая армия (УПА) и Украинский главный освободительный совет (Українська головна визвольна рада – УГВР), в организационном отношении сохраняя преемственность с УВО и связь с ОУН, в идейном отношении стали все более переходить на позиции радикальной крестьянско - плебейской революции, которые куда честнее и последовательнее могла бы и должна была отстаивать КПЗУ…
В 1920-е годы УВО отнюдь не доминировала в западноукраинской политической жизни, но, напротив, была достаточно маргинальной организацией. Буржуазные круги ориентировались на УНДО, мелкобуржуазная демократия и середняцкое крестьянство – на Украинскую социалистическую радикальную партию (старейшая галичанская украинская партия, стоявшая на позициях умеренного народнического социализма) и – в значительно меньшей степени – на слабую УСДП, а пролетариат и крестьянские низы (особенно на Волыни)– на КПЗУ.
Данило Шумук, в будущем коммунист, политработник УПА и диссидент – демократ, отсидевший 5 лет в польских и 30 лет в советских тюрьмах, а в 1920-е годы – мечтательный крестьянский мальчик, слушал в родной хате, как крестьяне, «говоря про войну, рассказывали о немцах, австрийцах, поляках, «гайдамаках» (так называли у нас [на Волыни] украинское войско Петлюры) и большевиках. В результате этих разговоров у меня сложилось впечатление, что немцы, австрийцы и поляки – страшные и плохие, поэтому в отрицательном виде выглядели и союзные с ними «гайдамаки». А большевики лишь казались чудными и особенными, т.к. не верили в бога, выступали против попов и церкви и т.п.» (32, с.13).
Большевики были врагами врагов западноукраинского крестьянина – поэтому он видел в них своих союзников. Крестьянину Надднипрянщины, Великой Украины большевики помогли отнять землю у русского пана – они помогут и нам добыть землю у польского пана. Бывшая «Малороссия» благодаря Октябрьской революции стала Украиной – с ее помощью станет Украиной и «восточная Малопольша» (так польские оккупанты официально называли подвластные им украинские земли).
Псевдокоммунистические русские националисты, для которых Западная Украина по самой природе своей является рассадником антикоммунизма и «бандеровщины», сильно удивились бы, если бы узнали, до какой степени сильны были советофильские настроения в Западной Украине в 1920-е годы, пока возрождение российского империализма при Сталине не разбило все великие надежды, - до такой степени сильны, что чрезвычайно умеренное по социально – экономической программе эмигрантское «правительство» покойной ЗУНР заявило о своем самороспуске и признании правительства УССР как единственного законного вождя украинского народа, что в УССР переехал первый пропагандист независимой Украины марксист – социал – демократ Юлиан Бачинский (в годы революции – чрезвычайно враждебный большевикам петлюровский дипломат) и что до голодомора 1932- 1933гг. считал Ленина своим идеалом и учителем никто иной, как Степан Бандера! (по воспоминаниям сестры Бандеры, тот «до 1932 – 1933гг. был сторонником социализма и его кумиром был Ленин» (см. 14, с.416)).
Однако реальные отношения в СССР и УССР уже в 1920-е годы сильно отличались от радужных представлений западноукраинских коммунистов и беспартийных советофилов. И очень скоро им пришлось в этом убедиться.
В 1926г. большая часть руководства КПЗУ (10 из 12 членов ЦК), в т.ч. ее исторические основатели Васылькыв (Иван Крилык), Роман Турянский и Саврич (Карло Максимович) поддержали наркома просвещения УССР Олександра Шумского против Первого секретаря КП(б)У Кагановича. Такая самостоятельная позиция не могла остаться безнаказанной. Руководство КПЗУ было обвинено во всех смертных грехах и исключено из партии, а вместе с ним – большая часть партийных активистов. Сила притяжения родины пролетариев всех стран – СССР, а вместе с тем родины всех украинцев – УССР, была столь велика, что почти все взбунтовавшиеся на мгновение оппозиционеры сразу покаялись. Вызванных в СССР лидеров КПЗУ ждала незавидная судьба всех покаявшихся оппозиционеров в СССР. Только Васылькыв какое – то время пытался сопротивляться, и даже сотрудничал в газете немецкого левооппозиционного Ленинского союза «Знамя коммунизма». Но в конце концов капитулировал и он. Он также был отозван в СССР, где его ссыльно – тюремные мытарства продолжались до 8 сентября 1941г., когда он был расстрелян в Орловской тюрьме вместе с Марией Спиридоновой, Христианом Раковским и др….
Мытарства КПЗУ между тем не кончились. Лишь только она стала приходить в себя от разгрома 1926 – 1927гг., разгрома, учиненного не польской дефензивой, а любимыми вождями Сталиным и Кагановичем, как в 1933 – 1934гг. обнаружилось, что новые руководители КПЗУ, Зайончкивский (Косар) и Иваненко (Бараба), вместе со всеми их товарищами, хотя и притворяются верными сталинцами, но, отстаивая некоторую самостоятельность, являются на деле агентами польской дефензивы, ОУН и – подумать страшно! – Троцкого, причем все это – одновременно.
От нового разгрома 1933- 1934гг. КПЗУ оправиться так и не смогла, и к 1938г. представляла собой бледную тень революционной партии начала 1920-х годов. Тут – то и добил ее последний милостивый сталинский удар – роспуск вместе со всей Коммунистической партией Польши, автономной частью которой она являлась.
Но куда более значительную роль в уничтожении коммунизма и советофильства на Западной Украине, чем даже непонятные обвинения, исключения и исчезновения вчерашних лучших борцов западноукраинского коммунизма и прочие перипитии истории КПЗУ, сыграли вести с «Советской» Украины – вести о «коллективизации», голодоморе 1932 – 1934гг. и разворачивающемся большом терроре.
В истинности этих вестей уверялись с разной скоростью. Молодой активист ОУН и поклонник Ленина Бандера поверил сразу. Узнав о голодоморе, он, как пишет его сестра, «полностью отрекся от своих симпатий к Ленину, который стал для него олицетворением не социализма, а большевизма [!!!]. Коммунистическая Россия была для него страшнее, чем Польша. Его родственники со стороны отца, бежавшие из Донецка, рассказывали про тамошний голод 1932-1933гг., про коллективизацию, аресты ГПУ. Сталинский социализм вспоминали только злом. После этого Бандера говорил: «Пока мы под панами, наша жизнь – борьба, когда придут Советы, нашей жизни настанет смерть»» (14, с.416).
Для бывшего мечтательного крестьянского мальчика с Волыни Данилы Шумука, в начале 1930-х годов ставшего комсомольцем и коммунистом, час страшного прозрения придет намного позже – в 1941г. А в 1932 – 1933гг. он, как и его товарищи – волынские молодые коммунисты, яростно спорил с врагами трудового народа, кулаками и подкулачниками, бежавшими с цветущей Советской Украины и показывающими кулинарные изделия из травы, коры и жмыха, нагло заявляя, что такое блюдо едят крестьяне УССР вместо хлеба, экспортируемого за границу ради индустриализации. Ясное дело, что такие хлебцы пекли в спецпекарнях дефензивы – для вящей клеветы на Советский Союз, и что никак не могла родная советская власть довести крестьян до хлеба из древесной коры!
Отсидев 5 лет – с 1934 по 1939гг. – в польской тюрьме, а в 1939 – 1941гг. не гоняясь за постами, а работая учителем и пытаясь разобраться, почему реальный Советский Союз оказался так не похож на тот Советский Союз, за который он и его товарищи шли в тюрьму и на плаху, в 1941г. Д. Шумук был призван в армию. Оружие ему не дали как сомнительному элементу (еще бы – бывший коммунист – подпольщик!), а послали вместе с другими такими же безоружными и потому беззащитными копать доты. «Военное начальство относилось к нам как к рабам» (32, с.64). Попав в плен (а что он, безоружный, мог сделать?), он скоро бежал и, пробираясь на родную Волынь через всю Украину, понял страшную правду о «стране победившего социализма». Про вымершие от голода села узнавал он и про массовые расстрелы…
Когда в 1945г. политработник УПА «Говерля» (псевдоним Данилы Шумука) предстанет перед сталинским судом, ему на суде «хотелось перед смертью плюнуть в самые глаза, в лицо Сталину и всей его клике именно за то, что они испоганили, изгадили ту идею, какая была для меня святою святых, какую я считал вершиной человеческого счастья» (32, с. 213).
А был он человек чрезвычайно честный и искренний, и жалко его до слез. Тем более жалко, что, дожив до конца 1990-х годов, он, если только не утратил по старости способность к мышлению, и если до него доходили сведения, как люди живут в наконец – то обретенной «независимой Украине» (откуда Шумук, просидев 30 лет с некоторыми перерывами в СССРовских лагерях, был выслан в 1982г. в Канаду), должен был разочароваться и в буржуазной демократии, как разочаровался в 1941г. в коммунизме. Буржуазная демократия, в какую он поверил, разочаровавшись в коммунизме, точно также не дала счастья украинскому трудовому народу, как и «коммунизм» (т.е. сталинский госкапитализм) – а сторонником «интегрального национализма» ОУН Шумук, сражавшийся как политработник УПА, никогда не был. Вся жизнь прошла понапрасну, а с ней и вся история Украины в 20 веке, т.к. и “коммунизм”, и интегральный национализм, и демократия принесли труженикам Украины лишь страдания и лишения.
Но на самом деле эти страдания и лишения являлись лишь муками рождения, жизни и старческой дряхлости буржуазного общества на Украине, и будут все усиливаться до тех пор, пока это общество не будет уничтожено.
Борцами за утверждение этого буржуазного общества оказались, того не зная и не желая, и те 4 шедшие на Львов и Варшаву большевики, которые в 1920 г. жили в хате Шумуков. «Только они по – человечески говорили со мной [с 6-летним Данилкой], играли, шутили, угощали конфетами…Если бы большевики принимали в партию 6-летних детей, то я сразу вступил бы” (32, с.12).
Но кроме объективного результата действия большевиков было и само действие, действие людей, которые шли освободительным походом на Варшаву и по – человечески говорили с 6 – летним ребенком. И оно тоже не будет забыто – как и действие сражавшихся против сталинских карателей до предпоследней пули (последнюю – себе) бойцов УПА…
История не прошла напрасно. Буржуазное общество на Украине было создано. Задача новых поколений – уничтожить его. И новая Пролетарская Красная Повстанческая Армия еще возьмет Варшаву, Москву, Киев и Львов…Вот что мы могли бы сказать Даниле Шумуку…
Яростно спорившие в польских тюрьмах в 1930-е годы с буржуазным демократом – петлюровцем Тарасом Боровцем знакомые ему коммунисты сильно изменились, когда он вновь увидел их в 1940 г., нелегально перебравшись из немецкой в “советскую” зону оккупации. За 1 год “советской” власти из ее горячих защитников они стали ее врагами (см. 5, с. 68).
В 1933г. боевики ОУН готовили убийство редактора советофильской газеты крупного культурного деятеля Антона Крушельницкого. Однако узнав о том, что тот собирается переезжать в СССР, Бандера, успевщий выдвинуться в лидеры оуновского подполья, отменил покушение. На недоуменные вопросы товарищей, загадочно улыбаясь, он отвечал: “Так будет лучше”.
Бандера правильно понял механику сталинского строя и улыбался не напрасно. Вскоре по приезде в СССР Крушельницкий со всей семьей был арестован и расстрелян. Его убийство оуновцами дало бы советофильству мученика, его расстрел НКВД стал сильным ударом по советофильству.
Разочарование в Советском Союзе и коммунизме было не первым, но, скорее, последним разочарованием трудящихся Западной Украины. УНДО и более мелкие умеренно – буржуазные группы прославились холуйством перед польской властью, а радикалы и социал – демократы боролись против нее только легальными и парламентскими методами, что сильно смахивало на претензию проломить стену тюрьмы, колотя в нее куском ваты.
Оставалась ОУН. А у молодых парней, детей хлопов и попов (поповичей, среди которых сам Степан Бандера, было много среди лидеров ОУН, т.к. попы – единственная сельская интеллигенция), чесались руки, жить было невыносимо, и поганую жизнь нужно было менять до основания.
30 ноября 1932г. при вооруженной экспроприации были арестованы крестьянские парни, боевики ОУН Васыль Билас и Дмытро Данылышын. Когда их вешали во дворе львовской тюрьмы, по всем селам Западной Украины траурно звонили колокола, отдавая честь героям национальной буржуазной революции.
21 октября 1933г. 18-летний студент Мыкола Лемык застрелил сотрудника консульства СССР А. Майлова (по утверждениям оуновцев, сотрудника НКВД), мстя за голодомор в подсоветской Украине.
А 16 июня1934г. оуновец Г. Мацейко, за карательные экспедиции (именовавшиеся в польском официозе “пацификацией” – умиротворением) и принудительную полонизацию, за “осадничество” (отдачу земли на Волыни польским колонистам) и за тюрьму для политзаключенных Березу Картусску уничтожил министра внутренних дел Перацкого.
Парни, у которых чесались руки и кому жить было невыносимо, теперь знали, куда им идти. Теперь у них был идеал, скрепленный святой кровью мучеников и грязной кровью тиранов, идеал, за который и жизнь отдать было не жалко.
То, что этим идеалом стал не идеал всеохватывающей социальной революции, но реакционный идеал буржуазного национализма, то, что такие самоотверженные и бескомпромиссные, достойные восхищения люди, как Бандера и Шумук, Билас и Данылышын стали борцами не пролетарской революции, но украинской национал – буржуазной революции, эта заслуга создания “бандеровщины” принадлежит И. В. Сталину и присным его. Уничтожив притягательную силу рабоче – крестьянской Украины и уничтожив Коммунистическую партию Западной Украины, они сделали взлет чисто буржуазного “национал – революционного” движения неизбежным.
Руководитель оуновского подполья, 25 – летний Степан Бандера, был арестован за 2 дня до убийства Перацкого, 14 июня 1934г. По процессу в Варшаве он вместе с 2 товарищами, одним из которых был Мыкола Лебедь, будущий руководитель Служби безпеки, и лидер левой оппозиции в ОУН в 1948г., был приговорен к смертной казни, а 9 других обвиняемых – к многолетнему тюремному заключению. Держались подсудимые чрезвычайно мужественно и твердо.
Смертный приговор Бандере и его товарищам был заменен пожизненным тюремным заключением. Вскоре он вместе с 20 другими обвиняемыми предстал перед новым судом во Львове. И здесь большинство обвиняемых вело себя исключительно стойко, а самым стойким из них был воспитывавшийся на Ленине и Оводе Бандера, приговоренный на этот раз к 6 пожизненным заключениям (!!!) сразу.
Смерть Биласа и Данылышына, непримиримость на суде Бандеры и его товарищей не были бесплодны. Они дали пример, и польский журнал охарактеризовал возникшую ситуацию так:
“Таинственная ОУН – Организация украинских националистов – сильнее всех легальных украинских партий вместе взятых. Она господствует над молодежью, она формирует общественное мнение, она действует в страшном темпе, чтобы втянуть массы в круговорот революции…” (25, сс. 51 – 52).
Как буржуазно – революционное, “национал – освободительное” движение ОУН, подобно индусским, ирландским и другим национал – революционерам, исходила из принципов “враг нашего врага – наш союзник” и “трудности для Англии – шансы для Ирландии”. Главным врагом ОУН в 1930-е годы была Польша, естественными врагами Польши являлись СССР и Германия. Ориентация на СССР, преобладавшая в антипольских западноукраинских кругах в 1920-е годы, стала невозможной вследствие голодомора 1932- 1933гг. и истребления послереволюционного “украинского возрождения” (“расстрелянного возрождения”). Оставалась ориентация на помощь Германии.
Подобно тому, как рассчитывавшие на помощь Германии и действительно получившие от кайзера деньги и оружие ирландские повстанцы 1916г. были не немецкими шпионами, а ирландскими националистами, борцами против английского колониального гнета, подобно тому, как получавшие помощь деньгами и оружием от Советского Союза партизаны Тито или Мао Цзэдуна не были СССРовскими марионетками, но югославскими и китайскими буржуазными революционерами, точно так же поддерживавшие контакты с вермахтом и правительством веймарской и гитлеровской Германии оуновцы не были “агентами германского капитала”, но украинскими буржуазными националистами, борцами за буржуазную революцию в Западной Украине. То, что недопустимо и невозможно для пролетарских революционеров, являющихся врагами всех отрядов мировой буржуазии, было вполне допустимым для буржуазных революционеров, боровшихся против инонациональных угнетателей и в этой борьбе естественным образом искавших союза с враждебными им империалистическими силами. Не сталинистам, чей СССР сохранял дипломатические отношения и с веймарской, и с гитлеровской Германией, а чей Сталин после долгих закулисных попыток достичь компромисса с Гитлером, достиг его в 1939г., когда поделил с Гитлером Восточную Европу, не сталинистам упрекать оуновцев за подобные контакты…
Мы были бы последними, кто стал бы оплакивать межвоенную панскую Польшу, рухнувшую в сентябре 1939г. Это “уродливое порождение Версальского договора”, как правильно охарактеризовал ее Молотов, получило по заслугам. Точно так же мы не станем отрицать, что Сталин, объединив в сентябре 1939г. почти всю Украину, выполнил прогрессивное историческое дело, осуществил буржуазную революцию сверху, тогда как УПА в 1940-е годы сражалась за национально – буржуазную революцию снизу. Но, следуя тактике Маркса и Энгельса, боровшихся против бисмарковской революции сверху, буржуазного объединения Германии посредством аннексии ее Пруссией, за буржуазно – демократическую революцию снизу во всей Германии, и в первую очередь за революцию против Бисмарка и кайзера в Пруссии, точно также и мы отстаивали бы революционно – демократическое объединение Украины снизу путем революции во всех ее частях (к такой тактике приблизился в 1939г. Троцкий), - и карбонарии – оуновцы симпатичнее нам, чем кремлевские бисмарки. Прогрессивный характер выполненного Сталиным дела точно также не делает нас апологетами Сталина, как не делает апологетами Гитлера факт, что присоединением Австрии и Судет он завершал задачу буржуазной революции, завершал национальное объединение Германии…
В 1938г. агентом НКВД Павлом Судоплатовым был убит основатель и непререкаемый вождь УВО и ОУН Евген Коновалец. После этого ОУН возглавила тройка в составе Барановского, Сциборского и Сеник – Грибовского. Бандера и его товарищи по оуновскому подполью, продолжавшие находиться в польской тюрьме, не могли верить проницательности этого нового руководства хотя бы потому, что в свое время в окружение Сеника проник провокатор, выкравший хранившийся у него архив ОУН, благодаря чему и произошел полицейский разгром 1934 – 1936гг.
Вскоре за границу перебрался Андрей Мельник, некогда соратник Коновальца по “сечевым стрельцам” и его родственник (их жены были сестрами, дочерьми западноукраинского финансиста Степана Федака), давно отошедший от политики и управлявший имениями главы униатской церкви Шептицкого в то время, когда Бандера, Лебедь и их соратники вели подпольную борьбу и сидели в каторжных тюрьмах. Мельник неожиданно заявил, что Коновалец именно его назначил своим преемником. Тройка согласилась признать Мельника верховным вождем ОУН, обеспечив себе место его ближайших помощников.
Законность избрания Мельника верховным вождем ОУН не была признана группировавшимся вокруг Бандеры оуновским подпольем (Бандера и его товарищи оказались на свободе после падения Польши в сентябре 1939г.), и в феврале 1940г. произошел раскол ОУН на бандеровцев и мельниковцев.
После этого последовал период взаимоистребительного террора, в котором за несколько месяцев погибло 400 мельниковцев и более 200 бандеровцев (22, с.115). Приговоренные бандеровцами к смерти Сеник – Грибовский и Сциборский были застрелены 30 августа 1941г. неизвестным, который, однако же, сразу был убит неким немецким офицером, скрывшимся после этого с места происшествия и впоследствии не найденном. Бандеровцы не взяли на себя ответственности за убийство, приписав его НКВД (неясность обстоятельств убийства делает такое предположение не обязательным, но возможным). Мельниковцы, однако, сочли виновником гибели своих вождей Бандеру, а не Сталина. Как было на самом деле, для нас не имеет особого значения.
Различие фанатичных подпольщиков–бандеровцев и исполитиканившихся эмигрантов – мельниковцев проявлялось в их общей политике. Мельниковцы упорно следовали “ориентации” не на трудовой народ (что для них, как буржуазных националистов, было невозможно), но на внешнюю “помощь” – “ориентации”, сгубившей в свое время Петлюру, - надеясь при этом, что внешняя сила в благодарность за верную службу – как будто благодарность существует в политике! – пожалует в конце концов независимость Украине. Бандеровцы не отказывались в принципе от пагубной ориентации на внешние силы – коммунистов, которые могли бы объяснить, что дьявола не побивают вельзевулом и что если один империалист поможет тебе изгнать другого империалиста, то лишь затем, чтобы самому сесть на его место – таковых коммунистов давно уже не было, а если бы и были, то вряд ли бандеровцы стали бы их слушать. Однако бандеровцы куда решительнее мельниковцев были готовы охранять свою независимость в подобном союзе с внешней силой, и помнили, что в политике решающий фактор – не благодарность, а сила, и чтобы заставит союзников с собой считаться, нужно иметь свои собственные силы…
Украинские трудовые массы Западной Украины, те самые заклятые националисты и бандеровцы, встретили “советскую” армию в сентябре 1939г. без энтузиазма, с каким такая встреча произошла бы за 15 лет до этого, но и без враждебности. Имели место случаи радостной встречи освободителей под украинско – националистическими желто – голубыми знаменами. Что бы ни случилось в будущем, а 600-летней власти польских панов пришел конец, и это радовало. Западные украинцы были активны, энергичны и выражали вновь вспыхнувшие последним пламенем иллюзии о “стране победившего социализма”, удивляясь лишь тому, почему попадавшиеся им жители этой счастливой страны ведут себя либо хамски – нагло, либо грустно – забито. Те же в свою очередь, в редких доверительных разговорах загадочно намекали: “Вот поживете с наше при советской власти – поймете”.
И западные украинцы стремительно начали понимать. Чтобы замедлить это понимание, до 22 июня 1941г. на старой границе сохранялись пограничные посты, и попасть рядовому человеку из Западной Украины на Советскую Украину и наоборот можно было лишь по специальному разрешению, т.е. немногим легче, чем до “воссоединения” (18, с. 167).
Зато на Западную Украину рванули в массовом количестве представители алчной и прожорливой СССРовской государственной буржуазии. “Ехали все – от наивысших до просто высоких партийных руководителей. Использовали самые хитроумные способы, чтобы как – нибудь получить командировку во Львов, Тернополь или какой – либо другой крупный город. Да в этом и не было ничего удивительного: когда еще можно будет дождаться такого чудесного времени, чтобы за неделю – другую командировки можно было бы за небольшое количество советских рублей разбогатеть, по нашим советским меркам, невероятно. Партийные авгуры возвращались из командировок с хорошими кожаными ботинками, с чудесной “буржуазной” одеждой для жен, для себя, а то и для своих деточек, с “настоящим” заграничным манто, браслетами, часами, с невиданными еще в СССР современными радиоприемниками (естественно, трофейными), даже с пианино, более того, с небольшими польскими персональными автомобилями. И все это – за какие – то копейки, буквально за копейки.
… Одним словом, везли все – известные гуцульские вышитые полушубки, одежду,… часы, драгоценные украшения, точно так же сало, мясо, свинину – “Помилуйте, как же не взять: всего за полтинник кило!” – и другие вещи “утонченного” буржуазного употребления. Естественно, кое – что перепадало и т.н. “беспартийным большевикам”, но это были уже жалкие остатки “трофеев”, мелочи, не стоящие внимания” (24, с.17).
Такое пиршество дорвавшихся до новозавоеванных земель колонизаторов было лишь цветочками. Радовавшихся освободителям галичанских и волынских крестьян ждало много других неприятных сюрпризов.
Западноукраинский крестьянин получил землю. Если бы этим дело и ограничилось, не было бы у “советской” власти более стойкого защитника, чем он. В отчете оуновцев своему руководству от 22 июля 1941г. говорилось:
“В некоторых районах Западных областей священники пытались и пытаются отнять у крестьян церковные земли, отданные крестьянам большевистской властью, чем вызвали и вызывают у крестьян волнение и недовольство” (28, с.260).
Но урожай с полученной земли крестьянин должен был сдавать по принудительной низкой цене государству, а чтобы эта операция проходила без проволочек и сопротивления, должен был вступать в колхоз. Не желающего ждали суровые кары.
Результатом подобной мудрой сталинской политики явилось то, что если в сентябре 1939г. западноукраинские крестьяне встречали как освободительницу, хлебом и солью, сталинскую армию, то менее чем через 2 года, точно также как освободительницу, хлебом и солью, они встретили гитлеровскую армию. О том, что освободиться можно только собственной силой, им пришлось додумываться в самом ходе событий...
Все объяснения разгрома “советской” армии в начале гитлеро – сталинской войны вертятся вокруг да около, в кругу важных причин второго порядка, дабы, упаси бог, не задеть чрезвычайно опасную для патриотических идеологов правящей буржуазии главную причину: советские солдаты не хотели воевать.
В самом деле, за что им было воевать? За власть нового царя? За закон о колосках? За свое прикрепление к заводам? За каторжную нищенскую жизнь? За уничтожение великих надежд 1917года?
Правильно понял эту главную причину украинский буржуазный демократ, свидетель событий Федор Пигидо – Правобережный:
“ …Чем объяснить то, что, скажем, под Киевом во время известного киевского “окружения” было взято в плен около 700 тысяч солдат [ на самом деле, около 600 тысяч, но это значения не имеет]; под Уманью, Смоленском и других известных местах число пленных достигало нескольких сотен тысяч в каждом отдельном случае? Неужели только бездарностью советского командования – что, бесспорно, также сыграло свою роль – или “гениальностью” немецкого командования? Такое решение вопроса было бы неправильным, чересчур упрощенным. Нет, основной причиной этого невиданного в военной истории всего мира явления является то, что весь народ и прежде всего национально порабощенные народы СССР сознательно не хотели воевать и при первом удобном случае разбегались по широким просторам Украины, “дезертировали” или, когда это не удавалось, сдавались в плен.
Значительная часть подсоветских людей знала про существование гитлеровской “Майн Кампф” и больших иллюзий не питала, но в то же время самые широкие круги подсоветских народов знали кровью запечатленные на народном теле 25 лет сталинской тирании. Окровавленное в сталинских застенках народное тело пылало и звало к борьбе, к мести за замученных братьев, детей и близких. Поэтому бросали оружие не потому, что гитлеровский режим был хорошим, а потому, что обессиленное почти 25 – летним сталинским террором население Советского Союза не видело для себя иной возможности сбросить кровавый сталинский режим. Из двух зол люди выбрали меньшее. И пусть это никого не удивляет: такой ужасной, такой нестерпимой была советская действительность, особенно и прежде всего для крестьянства, что мысль попасть хоть к Гитлеру была столь привлекательна, что подсоветские народы слепо, стихийно отдали свои симпатии немцам.
И нужна была безграничная тупость гитлеровского окружения, чтобы так фатально для себя не учесть эти настроения и не использовать их” (24, сс. 69 – 70).
Далее Пигидо – Правобережный приводит обширную цитату из “Войны и мира” Льва Толстого, где говорится, что “дух войска есть тот множитель на массу, который дает силу”, и делает вывод:
“И вот этого могучего множителя – “духа” – не было в советских армиях в 1941г. – во вторую “Великую Отечественную Войну”. Не было того желания сражаться, без которого многомиллионные армии были не войском, а лишь толпой людей, каждый из которых думал только про то, чтобы не жертвовать свою жизнь за мачеху – сталинскую “родину”.
Этот “дух” – желание сражаться с врагом, появился лишь в 1942г., и вызвало этот дух не желание защищать колхозы и сталинский режим, а вызвали его гитлеровские сатрапы своей неразумной политикой на “освобожденных” землях, своей жестокостью, нечеловеческим обращением с пленными” (24, с.71).
Не так непримиримо, как эмигрант – УРДПшник Пигидо - Правобережный, чья книга первым изданием вышла в 1954 г., но в то же правильном направлении спустя 35 лет опишет причины разгрома “советской” армии историк В. С. Коваль:
“Село, пережившее страшный голод 1933г., ненавидевшее колхозы, в которых приходилось трудиться почти задаром, втихомолку проклинало Сталина. Оно хранило свелую память о Ленине, который прогнал помещиков, дал крестьянам землю, открыл им путь свободы и просвещения, вспоминало благополучную жизнь до коллективизации, проводило параллель с жизнью, устроенной Сталиным. Солдаты из села, помнившие 1933 год, голодную смерть родных или близких, понимавшие, кто был виновником этой трагедии, не питали чувства преданности ни к Сталину, ни к его режиму.
Своей политикой Сталин подорвал чувство советского патриотизма в крестьянской массе, и не только в ней. Когда началась война, это сказалось на стойкости солдат Красной Армии в бою. В этом заключалась одна из причин катастрофического хода войны в 1941г.” (9, с. 594).
Не в том преступление лидеров ОУН, что, идя на союз с гитлеровской властью против сталинской, они преступили подчинение сталинской власти, но в том, что создавали для угнетенных масс иллюзию, будто от дьявола может спасти сатана, будто освобождения от одной угнетательской и империалистической власти можно ожидать от другой столь же угнетательской и империалистической власти, а не от собственной силы. Но странно было бы ждать от буржуазных националистов иного, и предъявлять к ним претензии за то, что они были теми, кем должны были быть.
Войдя во Львов вместе с гитлеровской армией, бандеровцы провозгласили в нем 30 июня 1941г. независимость Украины. Их противник, уже знакомый нам буржуазный демократ Тарас Боровец, громивший в эти дни на Волыни бежавшую сталинскую армию и создававший собственную вооруженную силу, “Полесскую сечь”, которая станет 1-й, бульбовской УПА (“атаман Бульба” – такой псевдоним возьмет Боровец), назовет провозглашение независимости 30 июня бандеровской провокацией (см. 28, с.287) – и будет прав.
Подобное провозглашение имело бы смысл в двух случаях: или с полного согласия и договоренности с немецкой властью, или как призыв к началу восстания против этой власти. Гитлеровской империалистической Германии, однако, нужна была даже не вассальная Украина, но Украина полностью подвластная и порабощенная, а к восстанию против Германии в конце июня 1941 г. ни идейно, ни организационно не были готовы ни ОУН, ни – если говорить правду – украинский трудовой народ, радовавшийся разгрому одних угнетателей и за несколько дней не успевший еще раскусить пришедших на их место новых. Бандеровцы, по причине своего буржуазного национализма, неизбежно были пропитаны буржуазным политиканством, надеждой решить великие вопросы посредством закулисных маневров, хитрых ходов и поставления слишком могущественного союзника перед свершившимся фактом – вместо политики открыто противостояния класса против класса.
При всем при том независимость Украины (хотя бы независимая Украина вследствии соотношения сил и оставалась долгое время фактическим вассалом Германии) была для бандеровцев принципиальным вопросом, и на союз с Германией они пошли, лишь надеясь посредством него достичь этой независимости. Несмотря на давление гитлеровской власти, Бандера отказался аннулировать “Акт 30 июня”. После этого более 500 руководителей и активистов ОУН были арестованы, 15 расстреляны (этот факт признается в резко антиоуновской книге. См. 22, с.14). Сам Бандера был арестован в августе 1941г. и просидел в фашистском концлагере до 1944г. Его братья Василий и Александр погибли в Освенциме от голода (22, с.115), тогда как отец был расстрелян в начале войны НКВД.
В героико – патриотические истории “Великой Отечественной Войны” не входит описание того, как летом 1941г. правящий класс СССР, набив машины всяким барахлом, драпал на восток. Однако впечатление, оставшееся у трудящихся масс от такого геройства “ведущей и направляющей силы”, “ума, чести и совести нашей эпохи” было столь сильно, что прорвалось даже в советские художественные произведения, например, в “Украину в огне” Александра Довженко или в “Молодую гвардию” Фадеева, где Матвею Шульге, некогда рабочему – большевику, а теперь советскому бюрократу, говорит его старая знакомая по большевистскому подполью Лиза Рыбалова, в отличие от него не вышедшая в класс государственной буржуазии и оставшаяся в общественных низах:
“Ах, Матвей Константинович! – сказала она с мукою в голосе. Вы теперь тоже стали из людей власти и, может быть, всего не видите, а если б вы знали, как тяжело нам сейчас! Ведь вы же власть наша, для простых людей, я же помню, из каких вы людей – таких же, как и мы. Я помню, как мой брат и вы боролись за нашу жизнь, и мне винить вас не в чем, я знаю, нельзя вам оставаться на погибель. Но неужто ж вы не видите, что вместе с вами, все побросав, бегут и такие, кто мебель с собой везет, целые грузовики барахла, и нет им никакого дела до нас, простых людей, а ведь мы, маленькие люди, все это сделали своими руками. Ах, Матвей Константинович! И неужто вы не видите, что этим сволочам вещи, извините меня, дороже, чем мы, простые люди? – воскликнула она с искривившимися от муки губами. – А потом вы удивляетесь, что другие люди обижаются на вас. Да ведь один раз в жизни пережить такое – ведь во всем разуверишься!” (31, сс.71 – 72).
Иван Майстренко, в годы революции – боротьбист, с 1920-х годов – большевик и левый оппозиционер, прошедший сталинские тюрьмы, после войны – один из организаторов Украинской революционно – демократической партии (УРДП), а после ее раскола – лидер ее левой, марксистской части, группы “Вперед”, свидетельствует:
“Украинское село, которое Москва до самой войны морила голодом, желало Сталину поражения и надеялось на большие перемены. Город также надеялся на поражение сталинского режима. Даже российское население украинских городов желало правительству поражения… Часто случалось, что фронтовые части останавливали нагруженные добром автомобили начальства, сбрасывали с них хозяев вместе с их имуществом и забирали машины на фронт” (18, с. 168).
В своем паническом бегстве на восток перепуганные до смерти СССРовские эксплуататоры не могли, впрочем, забыть об одном весьма важном деле. Этим делом было истребление в тюрьмах всякого сомнительного элемента. Массовые аресты и расстрелы начались еще с ночи с 21 на 22 июня. В Луцкой тюрьме перед отступлением расстреляно 3 тысячи человек, в Кировоградской – 12 тысяч, во Львове, Харькове, Киеве тюрьмы сожжены вместе с арестантами (11, с.50), массовые расстрелы проводились в селе Валуйки на Харьковщине и в селе Быкивня под Киевом (10, с.70). По цифрам, приводимым М. И. Семирягой, в начале войны в тюрьмах Львова уничтожено несколько сотен человек, в Дрогобыче – 540, в Станиславе – более 500, сотни – в Тернопыле, Стрые и т.д. (27, с.522).
Если граждане сталинисты начнут доказывать, что в Кировоградскую тюрьму не вмещалось 12 тысяч человек и что могло быть там расстреляно никак не больше, к примеру, 6 тысяч, мы не станем особо спорить. Выяснение преступности либо благодетельности сталинизма посредством пересчитывания по головам его жертв, чем любят заниматься в одинаковой степени буржуазные противники и сторонники сталинизма, такие математические обоснования людоедства являются для нас всего лишь проявлением омерзительного буржуазно – статистического подхода. Если сталинисты раскопали цифры, что при Сталине было расстреляно не 150 миллионов человек (как будто кто – нибудь всерьез в это верил!), а всего лишь несколько меньше 1 млн (как будто этого мало! И как будто не было еще умерший в лагерях и на поселениях!), то подобный ценный вклад в науку ни на йоту не смягчает нашу враждебность сталинизму, ибо мы, не являясь гуманистами и демократами, осуждаем сталинский террор не за то, что это был террор, но за то, что это был контреволюционный террор.
Поэтому важнее всех этих пересчитываний жертв по головам свидетельство Данилы Шумука, который, добравшись – таки до родного села, должен был в ту же ночь тайком уходить из него, – ибо в селе зверствовал главарь местных полицаев, убивавший всех попадавших ему в руки реальных и предполагамых коммунистов. Причем зверем этот полицай отнюдь не родился, но стал после того, как при отступлении сталинской армии в одной из тюрем были расстреляны все его родственники.
Так что правильно пишет В. С. Коваль:
“Во Второй Мировой Войне в немецкой армии служило 800 тысяч ездовых и прочих из числа советских пленных. В РОА – 320 тысяч плюс другие воинские формирования того же состава, воевавшие на стороне врага. Всю войну немцы отмечали перебежчиков. Бичом партийного подполья на оккупированной территории были предательства. С поразительной легкостью вербовалась среди пленных агентура для обучения в многочисленных школах немецкой разведки и последующей заброски в советский тыл. Подобного количества измен, вероятно, не знала история…
О предателях мы, не понимая сути дела, всегда твердили: бывшие кулаки, белогвардейцы, уголовники. Роковое заблуждение! Откуда в Красной Армии могли взяться кулаки, белогвардейцы, уголовники? [Они не призывались в армию и, во всяком случае, не получали в руки оружие, что мы видели на примере направленного в стройбат сомнительного элемента, отсидевшего 5 лет в польской тюрьме за коммунистическую деятельность, Данилы Шумука].
Одним из результатов сталинского правления было появление массы людей, которые возненавидели Советскую власть в ее сталинской форме [В.С. Коваль, в этой очень хорошей книге – этический социалист и искренний горбачевец, не знает, что Советская власть существовала лишь короткий промежуток с 25 октября 1917г. до 6 июля 1918г.] – за голод 1933года, за кровавый террор против интеллигенции, за очень многое другое, о чем мы не упоминаем. Такие люди и шли в предатели. Сталинский режим, преследуя мнимых врагов социализма, плодил настоящих…
Не следует строить иллюзий – предатели были из советской среды, разложенной Сталиным. Конечно, попадались среди них и социально чуждые элементы, но основной контингент был “свой”. Подлинная сталинская политика, по сути, являвшаяся изменой социализму, порождала затаившихся врагов социализма во всех слоях общества. Из этой среды и выходили предатели. Изменив социализму, Сталин заразил общество ядом измены” (9, сс. 594 – 595).
В период, когда рухнула сталинская власть, но ее еще не успела заместить гитлеровская, наступило время жестокого и кровавого, но освободительного хаоса. Старая система господства и подавления исчезла, но ее еще не сменила столь же знающая, полная и всеохватывающая новая. Самостоятельные политические силы, их активные борцы, рискуя головами и обыкновенно в конце концов теряя их, могли в это время успеть сделать много дел.
И украинские националисты не замедлили воспользоваться моментом благодетельного хаоса. Походные пропагандистские группы обеих ОУН – и бандеровцев, и мельниковцев – пошли на Надднипрянщину, имея разнообразные удостоверения, полученные от немецкой администрации, но преследуя собственные цели.
Даже соглашатели и оппортунисты мельниковцы были не примитивными гитлеровскими холуями, но самостоятельной украинской политической силой, точно так же, как самостоятельной украинской силой, а не агентами Москвы были украинские большевики 1917 – 1918гг. Когда линия мельниковцев приходила в противоречие с линией гитлеровских оккупантов, то и они давились беспощадным террором. В городе Базар под Житомиром в декабре 1941г. был расстрелян 721 участник организованной ОУН (м), демонстрации памяти взятых в плен и расстрелянных большевиками 359 петлюровцев, за 20 лет до этого, в декабре 1921г. организовавших налет на Советскую Украину. В начале 1942г. в Киеве расстреляна редакция мельниковской газеты “Новое украинское слово”, в т.ч. поэтесса Олена Телига. В 1944г. в фашистском концлагере жестокими пытками замучен фактический лидер мельниковской организации на Украине и в то же время крупный поэт Олег Ольжич.
Фанатики “интегрального национализма”, Телига и Ольжич, были нашими врагами, но людьми чрезвычайно мужественными и твердыми. Их поэзия – это поэзия борьбы и стойкости за враждебные нам идеалы, но ее боевой дух делает ее подобной столь же боевой и мужественной поэзии борцов за наши идеалы, коммунистов – боротьбистов Васыля Чумака и Васыля Эллан – Блакитного. Поэтому для нас Телига и Ольжич – любимые враги, и пусть и у нас будут такие же борцы – и такие поэты!…
Походные пропагандистские группы обеих ОУН шли на восток, в горячо любимую и никогда не виданную Надднипрянщину, на ненавистную подсоветскую Украину. Их первые отчеты о открываемой стране принадлежали к жанру рассказов путешественников о неведомых чужедальних землях. Свежий и непривычный взгляд проникал порой в самую суть вещей:
“Национализация, а точнее говоря, огосударствление земли, заводов и вообще материальных богатств дала в своем конечном результате новый общественный строй. Появляется собственник – государство, “народ”, как говорит большевистская пропаганда, и наемная сила – трудящиеся. Т.к. большевики построили новое государство, то оно не очень бедное и делает все, чтобы обогатиться за счет наемной силы – рабочего, колхозника. Представителям государства – администрации и руководителям – вообще, ясное дело, живется лучше, поэтому советский гражданин всеми способами старается попасть на руководящую работу, как говорят, “хорошо устроиться”, чтобы нажиться. Это является причиной недовольства широких масс Советского Союза их экономической жизнью, в этом слабость советского строя в социальном отношении. Государство и учреждения стали самоцелью, интерес народа подчиняется государству, а не наоборот. Между двумя элементами экономической жизни, т.е. “рабочей силой” у народа и “собственностью” у государства, идет ожесточенная борьба. Народ нарушает закон и ворует, государство придумывает разные способы и средства, чтобы сохранить свое имущество. Это порождает, с одной стороны, преступления, воровство, спекуляцию и нищенскую жизнь, а с другой стороны, репрессии, кары, строительство хорошо оплачиваемого и экономически хорошо обеспечиваемого аппарата. И поэтому, когда мы смотрим на экономическую жизнь восточноукраинских земель, то видим, с одной стороны, тяжелую нищенскую жизнь низовых рабочих деревни и города, видим плохо оплачиваемую работу, недоедание, маленькие избенки колхозников, рабочие домики и общежития и ощущаем стремление любой ценой вырваться на лучшую работу в селе или в городе, а с другой стороны, видим лучшую экономическую жизнь руководителей, лучшие дома, одежду председателей колхозов и всяких заведующих, видим хорошие и величественные строения колхозов, МТС, заводов, государственных учреждений, ощущаем стремление государственного аппарата любой ценой удержаться на данной руководящей работе или быть выше. Эта борьба между обеими силами составляет сущность экономической жизни в Советском Союзе, поэтому материальное богатство, его накопление нужно искать в государственных учреждениях, а не в народе” (28, сс. 301 – 302).
Здесь, на Надднипрянщине, интегральные националисты из ОУН встретились с “местным революционным элементом”:
“За короткое время походные группы ОУН слились с местным революционным элементом, который дополнил программу национального освобождения ОУН программой социального освобождения человека. Идеологические расхождения (социализм, марксизм и т.д.) были отодвинуты на задний план ради освободительной борьбы народа против обеих угнетателей (Гитлера и Сталина)” (18, с.176).
К такому “местному революционному элементу” принадлежал сам Иван Майстренко, лидер боротьбистской организации в Кобеляках на Полтавщине, в отличие от большинства УКП(б) в 1920г. не объединившейся с большевиками, но перешедшей в УКП и доминировавшей в местной политической жизни вплоть до середины 1920-х гг. Майстренко, активный борец революции и гражданской войны, вступил к большевикам только после роспуска УКП в 1925г. и начала украинизации, украинизировал газету в Одессе, но вскоре поддержал левую большевистскую оппозицию (как очень многие украинские коммунисты) и прошел сталинские тюрьмы и лагеря.
Сюда же, к надднипрянскому революционному элементу, относился Иван Багряный, художник, поэт и бунтарь, несломленным вышедший из тюрем и ссылок и при всех подобающих поэту политических шатаниях до конца жизни боровшийся за освобождение трудового народа, как он это освобождение понимал – вера в возможность такого освобождения придает огромную эмоциональную силу его написанным уже позднее, в эмиграции, повестям и романам о жестокости государстве и достоинстве народа.
К “местным революционным элементам” относился и писатель и журналист из Винницкой области, тоже прошедший сталинские тюрьмы, Йосип Позычанюк, которого мы еще увидим.
Неверно было бы думать, что они, покаявшись в прежних коммунистических грехах, просто приняли идеологию ОУН. Разочаровавшийся в коммунизме во время блужданий по Украине, Д. Шумук в 1943г. вступил в УПА, видя в ней единственную силу на Волыни, сражающуюся против гитлеровцев. Однако он не стал интегральным националистом, на всю оставшуюся жизнь – а она будет у него долгой и мученической – приняв идеалы буржуазной демократии.
Интегральный национализм, принципиальный элитаризм и вождизм, барабанная патетика, униатская религиозность – все это было чуждо, порой враждебно, а порой – непонятно и смешно выходцам из подсоветской Украины, пережившим великую революцию и усвоившим ее уроки. Они, однако, видели в ОУН (революционной) (так назвалось бандеровское крыло ОУН после раскола 1940г.) единственную организованную и значительную силу, противостоящую сталинской тирании и потенциально готовую выступить против гитлеровской тирании. Организовать собственную силу этим подсоветским революционным элементам, случайно уцелевшим от чудовищного погрома 1934 – 1938гг., уничтожившего их большую и, наверное, лучшую, часть, требовалось время, которого в лихорадке войны не было. Попыткой самостоятельной организации надднипрянских революционных элементов уже после войны станет УРДП, которая очень быстро распадется на мелкобуржуазно – демократическое большинство во главе с Багряным и марксистскую группу “Вперед” во главе с Майстренко. Но УРДП, состоявшая из политически активных эмигрантов с Надднипрянщины, была отрезана от питательного источника страданий, ненависти и протеста подсоветских трудовых масс, который она имела бы, если бы образовалась в 1942 – 1943гг.
По свидетельству Шумука, курсанты с Надднипрянщины в школе ОУН – УПА говорили, что их интересует прежде всего не национальный, а социальный вопрос (32, сс. 111 – 112). Интегральный национализм был им чужд, в его элитаризме они справедливо видели воспроизведение столь знакомой им СССРовской действительности, разухабистый пафосный мистицизм мог вызывать лишь усмешку, а униатская ревностная религиозность была непонятна неверующим в подавляющем большинстве своем выходцам с подсоветской Украины (в отчете о работе ОУН на территории Надднипрянщины говорилось: “В основном религия в Советском Союзе утратила свою притягательную силу и даже преследования не создали ей легенду мученичества – ясное дело, как следствие ее эксплуататорски – бюрократического характера при царизме” (28, с. 299).
История УПА и УГВР – это история нелегкого сотрудничества, взаимодействия и взаимовлияния людей, идей и организационных методов старого интегрального национализма ОУН и подсоветского революционного социализма. Благодаря влиянию последнего программа УПА и УГВР ничем качественно не отличалась от буржуазно – революционной программы “национал – освободительных” движений 3-го мира, программы Тито, Мао и Кастро, с той лишь разницей, что в силу естественных географических условий видела главного врага в “советском”, а не в английском, французском или американском империализме.
Однако такое сосуществование с революционно – социалистическими людьми и идеями не было для заматерелых интегральных националистов легким делом (многие молодые кадры старой ОУН, такие как Осип Дяков и Петро Полтава, искренне и до конца приняли синтез национализма и революционного социализма, иначе говоря, революционную мелкобуржуазную национал – освободительную идеологию, и погибли за вольную Украину без пана и холопа). После окончания Второй мировой войны и ухода большей части руководства за границу, когда принуждавшее к такому нелегкому сосуществованию влияние подсоветской действительности прекратилось, нелегкий союз завершился разрывом, проявившемся в создании надднипрянской эмиграцией УРДП и в расколах ОУН 1948 и 1954гг., с которыми от бандеровской организации ушли люди, всерьез принявшие фактически произошедший во время войны отказ ОУН от старой идеологии интегрального национализма. Следы диссидентской ОУН 1948г., возглавленной Мыколой Лебедем, вскоре теряются, а УРДП Багряного и оппозиционная ОУН 1954г. во главе с Львом Ребетом, лишенные контактов с подсоветскими трудящимися массами и находящиеся под давлением западного капитализма, не могли удержаться на мелкобуржуазных революционных позициях и очень быстро стали сторонниками буржуазной демократии…
С. Ткаченко признает:
“Контакты с надднепрянцами и расширение УПА за их счет имели серьезные политические последствия. УПА до того момента существовала как чисто военная сила. Теперь же, когда немцы на Украине ослабли, возникла необходимость создания соборной державы. Авторитарное устройство УПА и идеология интегрального национализма, сыгравшие свою роль в консолидации вооруженных сил украинской нации, на этапе строительства государства могли помешать. Лидеры ОУН (Н. Лебедь, Л. Ребет, В. Охримович и др.) видели, что надднепрянцы не поддерживают их старые лозунги. Поэтому, чтобы и дальше оставаться главной силой в УПА, ОУН(б) была вынуждена произвести организационную и теоретическую реформу, что и было сделано на Третьем чрезвычайном великом сборе ОУН в августе 1943г” (30, сс. 20 – 21).
Этот великий сбор заявит: “Мы – за полное освобождение украинского народа из – под власти московски – большевистского и немецкого ярма, за построение Украинской Самостийной Соборной [т.е. независимой и объединенной] Державы без панов, помещиков, капиталистов, без большевистских комиссаров, энкаведистов и партийных паразитов” (7, с. 273) и выдвинет лозунг передачи крестьянам всех помещичьих, монастырских и церковных земель (28, с.141).
Задолго до того, как лидеры ОУН признали необходимость “организационной и теоретической реформы”, к такому пониманию пришли диссидентские группы ОУН. Первой из них была группа Ивана Митринги, галичанского журналиста, сперва пытавшегося “из группы Бандеры создать революционно – демократическую партию” (5, с. 56). Вот что пишет о ней Григор Костюк, активист УРДП и известный нам автор “Сталинизма на Украине”:
“Группа известного общественного деятеля и публициста Ивана Митринги как отдельная походная группа порвала с ОУН(б) еще осенью 1941года в городе Василькове на Киевщине, когда немцы были только на подступах к Киеву. После этого оппозиционеры организовали Украинскую национально – демократическую партию (УНДП) с центром в Полесье… Митринга организовал на Волыни мощную повстанческую группу и присоединился к отрядам Бульбы. Позднее, при до сих пор неясных мне обстятельствах, он погиб вместе со всем своим штабом. Близким по духу к Митринге был Борис Левицкий, педагог и социолог, с талантом быстро думающего журналиста. Острый наблюдатель, начитанный и политически просвещенный, он вносил новый запальный фермент в дискуссию. С его участием Украина и украинская политика рассматривались уже в фокусе мировой политики и международных конфликтов” (1, т. II, с. 481).
Борис Левицкий, как и другой активист группы Митринги, Роман Паладийчук, станет в 1945 – 1946гг. одним из основателей УРДП, а при ее расколе вместе с Майстренко возглавит марксистскую группу “Вперед”. В 1953г. будет арестован по подозрению, что якобы является советским шпионом, но вскоре освобожден. Багряный считал его “злым демоном” при Майстренко, “злым демоном”, который “перенес методы бандеровской исключительности и нетерпимости в окружение Ивана Майстренко” (1, т.I, с. 658).
Созданная Митрингой Украинская национально – демократическая партия издавала газету «Земля и власть», называла себя «партией трудящихся украинцев города и села» и ставила своими целями:
«1. Полное национальное освобождение Украины и установление власти украинского трудящегося народа.
2. Активное содействие в переустройстве Европы и Азии по принципу самоопределения наций.
3. Уничтожение эксплуатации и методов разрешения вопросов путем войны» (28, с. 94).
Чем более становилось очевидным, что гитлеровцы пришли не как освободители, но как новые поработители, тем интенсивнее разгоралась борьба против них, тем сильнее становилось партизанское движение. Оно принадлежит к самым неизвестным и мифологизированным страницам истории Второй империалистической войны, его подлинную историю придется ждать еще долго.
Оставленные и засланные НКВДшные диверсионные группы, не имеющие поддержки местного населения, в своем подавляющем большинстве были уничтожены в первые дни, недели и месяцы своего существования. По утверждению известнейшего советского специалиста – диверсанта И. Старинова, при отступлении советской армии было оставлено 3,5 тыс. партизанских отрядов и диверсионных групп, к июню 1942г. известно про существование и деятельность лишь … 22 из них! (11, с.32).
Но гитлеровский грабеж и террор вызвали возникновение и рост нового, низового партизанского движения. Вот как описывает его возникновение и последующее подчинение НКВД НТСовец А. Казанцев:
“Состав партизанских отрядов складывался из трех элементов. Это были солдаты Красной Армии из разбитых и взятых в плен регулярных частей, из-за быстрого передвижения фронта лишенные возможности присоединиться к своим, да и не особенно стремившиеся к этому присоединению, так как при особенно остром желании выйти все – таки было можно. Как настроение кадровой армии, фактически отказавшейся от борьбы в первые месяцы войны, настроение и этих небольших групп и одиночек, бродивших по лесам, было антисоветским. Они боялись выходить из леса только потому, что ужасы, творившиеся в лагерях военнопленных, где немцы голодом и тифом убивали перешедших к ним людей, были широко известны и с этой, и с той стороны.
Второй элемент – это жители занятых областей, больше жители городов, чем сел, бегущие от немецкого террора и вводимых немцами порядков. Настроения этой группы людей были еще более антисоветскими. Уже тот факт, что эти люди иногда с риском для жизни отказались следовать за убегающей властью, говорит сам за себя. В лес они уходили не потому, что возлюбили советскую власть, а просто потому, что нужно было скрываться от немцев. Спасая жизнь от террора завоевателей, они покидали насиженные места, часто не ставя еще себе целью борьбу с ними.
Третья группа – это переброшенные с той стороны небольшие отряды молодежи, прошедшие специальную школу партизнской борьбы. В ней было много учащихся высших учебных заведений, особенно Ленинграда. Студенчество в массе было настроено также антисоветски, и молодежь влекла в партизанскую борьбу любовь к родине, романтика и риск партизанщины и желание быть подальше от взглядов правительства и НКВД, с началом войны усиливших опять террор…
Многие тысячи бродивших по лесам людей советскому правительству скоро удалось прибрать к рукам. В этом помогли ему и специально оставленные в занятых областях для партизанской борьбы партийные работники и специально присланные эмиссары…
Советское правительство… накормило партизан и вооружило их. Но прежде чем послать в партизанские леса хлеб и патроны, оно послало туда политических комиссаров и представителей Особых Отделов НКВД. Вся эта многотысячная масса, по столь разным причинам оказавшаяся в лесу, но вся настроенная недвусмысленно антисоветски, была разбита на небольшие отряды, бригады, которые и были взяты в такие ежовые рукавицы, каких не было и в регулярной Красной Армии на “большой земле”.
… взаимная слежка, недоверие, доносы друг на друга были развиты в партизанских отрядах в такой степени, что даже по сравнению с нормальной советской жизнью жизнь в лесу была иногда невыносимой. Представитель Особого Отдела НКВД – это царь и бог в отряде. Он соединяет в одном лице и следователя, и прокурора, и судью, и исполнителя. Независимо от состава преступления наказание, доступное ему, почти единственное – смерть. Нетрудно представить, какой произвол, какое разнузданное самоуправство царили там, как там сводились личные счеты, в какие формы выливалась личная антипатия и неприязнь.
…партизаны были разные, в зависимости от того, в какой степени они находились под контролем и в распоряжении засланных представителей советской власти… Разница политических настроений, точнее говоря, разница степени контроля эмиссаров НКВД в отдельных отрядах и группах партизан была столь велика, что нередко в лесах происходили между ними настоящие большие бои” (8, сс. 192 – 194).
Специфика Западной Украины, Волыни и Полесья (в Галичине антигитлеровское партизанское движение было незначительным) состояла в том, что “дикие”, “зеленые” партизанские отряды здесь прибирались к рукам не столько НКВДшниками, сколько бандеровцами. Вот как описывает этот процесс некритический апологет ОУН(б) С. Ткаченко:
“Первое время в лагере национально – освободительного движения господствовали хаос и атаманщина. Многочисленные партизанские отряды объединялись, распадались, враждовали между собой, подписывали меморандумы и декларации. Теперь ни один историк не сможет точно узнать, сколько же отрядов под предводительством “атаманов”, “генералов” и “полковников” действовало в то время на Украине. Весьма неточные и приблизительные подсчеты дают цифру около 30. Необходимо было остановить разброд и шатания, объединить все партизанские отряды в единую армию. Учитывая украинскую ментальность [!!!], понятно, что подобное объединение не могло произойти бескровно. Осуществить его могла лишь организационно мощная политическая сила, авторитарная, лишенная всякого либерализма, ибо законы военного времени не терпят демократии. Такой силой выступила ОУН(б)….
… Как уже указывалось, в период атаманщины (1941 – 1943гг.) на Украине действовало несколько десятков вооруженных формирований, впоследствии ликвидированных УПА – ОУН. Но все же остались несколько таких отрядов, неподвластных ОУН, боровшихся с немецкими войсками, а позже и с советской властью. Это “Полесское лозовое казачество” и вооруженные отряды “Вольного казачества”. Даже на левобережье Днепра возникло в 1941г. формирование “Черниговская Сечь”, которой командовал бывший лейтенант Красной Армии Яр Славутич.
Еще одним вооруженным формированием на западе Украины был Фронт украинской революции (ФУР). Он появился летом 1942г. на Кременеччине (Волынь). Возглавлял ФУР Тимош Басюк (настоящая фамилия – Яворенко), командовавший сотней УПА. После неудачного похода в Центральную Украину он вместе с 80 бойцами оставил лагерь командира УПА Крука и продолжал борьбу против гитлеровцев на волынских землях самостоятельно. Однако штаб Крука приговорил его как предателя к смерти, а СБ вскоре исполнила приговор” (30, сс. 14 – 15, 26).
Какие политические идеи выражались в этих ультиматумах и меморандумах, до какой степени нежелание “зеленых” партизан (существование которых порой, без дальнейших разъяснений, признается и в старой СССРовской литературе) подчиняться сталинскому и бандеровскому руководству было результатом околичного локализма и личных амбиций, а до какой – совершенно иной политической ориентации, были ли среди “зеленых” партизанских отрядов отряды более или менее революционно – пролетарского направления (кроме известного из анархистской литературы отряда бывшего махновца Осипа Цебрия на Киевщине) – все это вопросы чрезвычайно важные и интересные, но пока что совершенно темные. Для решения их потребуется когда – нибудь тщательная работа в архивах, здесь же можно лишь поставить вопросы, а не дать ответы на них.
По свидетельству И. Майстренко, “Некоторые местные партизаны стояли на советских позициях, но старались быть независимыми от НКВД и российского командования. Таким был, например, самостийницкий отряд украинских коммунистов на Черниговщине под командой Х. За его украинский независимый характер большевистское войско жестоко расправилось с ним” (18, с. 172).
Майстренко не называет фамилию командира “Х” (скорее всего, не желая разглашать старую историю из опасений за судьбу его родственников в СССР) и тем самым не дает нить, разматывая которую, можно было бы узнать историю этого коммунистического антисталинистского отряда. То, что таких отрядов не могло не быть, доказывается преобладанием левых, антисталинистских и прореволюционных настроений среди пытавшихся самостоятельно думать подсоветских низов того времени. Эти низы чувствовали, помнили, знали противоположность Октябрьской рабоче – крестьянской революции и задушившей ее госкапиталистической контрреволюции. Часто эта противоположность в народном сознании выражалась как противопоставление хорошего Ленина и плохого Сталина. Такое противопоставление было в немалой мере неверно исторически (неизбежное перерождение революции началось почти сразу после нее, и Ленин, Сталин, Троцкий были не творцами истории, но орудиями мощных исторических сил), но смысл событий – уничтожение Октябрьской революции сталинской контрреволюцией – оно передавало четко. Эти настроения сами были последним отблеском великой революции 1917г.
Не будь таких настроений, не стали бы молодые ОУНовцы Полтава и Дяков “обращать марксизм против большевизма” (“большевизмом” они имели дурную привычку называть сталинизм), не писали бы бойцы УПА в пропагандистских целях на стенах и заборах в селах и городах перед входом туда частей “Советской” Армии “Долой капитализм, фашизм и большевизм!”, не говорил бы Власов немецким офицерам, что “единственное средство привлечь на свою сторону симпатию народа – это сказать, что Сталин предал дело Ленина, дело Октябрьской революции, а мы продолжаем это дело и боремся за реализацию великих лозунгов 1917г. : “Власть – Советам! Заводы – рабочим! Земля – крестьянам! Мир – народам!”, и не было бы того факта, что программа УПА – УГВР (и отчасти даже программа РОА), ни в коей мере не будучи революционно – коммунистической программой, по своей левизне намного превосходила программы всех ныне существующих послеКПССовских партий, будучи программой революционной мелкобуржуазной демократии.
Здесь даже не имеет значения, насколько искренни были лидеры УПА – УГВР и РОА, выдвигая подобные программы. Скорее всего, одни искренни (Полтава, Дяков, идеолог “коммунистического крыла РОА Мелентий Зыков (о нем см. 8, сс. 155 – 163)), другие – едва ли (Бандера, Шухевич, Власов). Но пытаться увлечь за собой трудовые массы можно было только революционно – социалистическими лозунгами, поэтому к ним должны были прибегать и те, кто в глубине души страшился их, как черт ладана…
24 июля 1942г. в Киеве немецкой полицией был арестован Олександр Погорилый, лидер Революционной Украинской Националистической Организации (РУНО). РУНО была создана в Киеве в январе 1942г., в ней насчитывалось около 1 тысячи человек, она стояла за антигитлеровский переворот в Германии и на август 1942г. планировала так и не состоявшуюся вследствие полицейского разгрома конференцию, куда хотела пригласить и представителей из “дружественных соседних государств”, т.е. скорее всего антисталинские и антигитлеровские элементы из России, Белоруссии и т.п. По утверждению немецкой полиции, программа РУНО была “смесью большевистских идей и радикальных националистических концепций” (13, с.574, также 28, с.193). Что понимали под данным определением гестаповские аналитики – знать было бы очень интересно, но ждать удовлетворения этого интереса, наверное, придется долго.
Вообще наше исследование говорит не о той мифической, “великой отечественной” войне, где народ, как тупое стадо баранов, пер умирать за власть своих господ, “за Родину, за Сталина”, а о той, “единственной, гражданской” войне угнетенных против угнетателей, где трудовой народ пытался добывать себе волю и правду. Эту войну в СССР тщательно замалчивали и почти так же тщательно замалчивают и сегодня. Поэтому, волей – неволей, нам приходится по многим конкретным деталям истории не давать ответы, а ставить вопросы, обращать внимание на то, что буржуазная патриотическая лженаука не видит, ибо не хочет видеть…
Первыми из партизанских отрядов переросли из мелких местных групп в значительную военно – политическую силу, начавшую организованную войну против гитлеровской оккупации, отряды уже знакомого нам Тараса Боровца, взявшего псевдоним “атаман Бульба”. Именно его отряды первыми приняли название Украинская повстанческая армия, отнятое у них затем бандеровцами.
Петлюровское направление, после гибели Петлюры в 1925г. представленное эмигрантским “правительством Украинской Народной Республики”, дискредитировало себя капитуляцией перед Польшей, которой Петлюра согласился сдать Западную Украину. Однако в 1930-е годы к идеологии УНР стали обращаться радикальные буржуазно – демократические элементы, недовольные “интегральным национализмом” ОУН. К таким элементам принадлежал “сам себя сделавший” удачливый мелкий предприниматель Тарас Боровец – удачливый предприниматель до тех пор, пока ради счастья неньки – Украины не махнул рукой на свое “дело” и не ушел с головой в политическую борьбу, не встал на путь, где его ждали подполье, польские и немецкие тюрьмы, мученическая смерть жены от рук бандеровцев и много чего другого в том же духе.
Во время краха Польши в сентябре 1940г. Боровец оказался в немецкой зоне оккупации, а в 1940г. тайно перешел границу и перебрался в советскую зону для организации там подпольной борьбы. С началом советско – германской войны созданные им отряды – “Полесская сечь” – установили свой фактический контроль над волынским Полесьем, что чрезвычайно облегчалось тем, что эти глухие районы лесов и болот оказались в мертвой зоне между группами немецких армий “Центр” и “Юг”, и поэтому гитлеровцы поначалу заглядывали сюда довольно редко. Но чем больше укреплялась фашистская власть и к северу – в Белоруссии, и к югу – на Украине, тем назойливее ее загребущие руки добирались и до глухих уголков Полесья, и тем больше волынский крестьянин начинал чувствовать, что одно ярмо сменилось другим, пожалуй, даже еще более тяжелым. В итоге “Полесская Сечь”, переименованная в УПА, начала в 1942г. вооруженную борьбу против гитлеровских оккупантов – когда ОУН(б) еще призывала накапливать силы и ждать решительного часа, т.к. “наш путь – не партизанская война нескольких сотен или даже тысяч людей, а народная революция миллионных масс Украины” (13, с.580).
В программе первой, бульбовской УПА говорилось:
“УПА признает законной и правильной национализацию большей части ресурсов страны государством, но одновременно защищает интересы трудового народа против государственного капитала так же, как и против частного капитала. Государственный капитал не имеет права решающего влияния на социальное законодательство украинского государства…”(5, сс. 107 – 108).
Аналогичные идеи высказывались в газете Украинской народно – революционной армии (УНРА, такое название приняла бульбовская УПА в июле 1943г., чтобы ее не путали с укравшими ее старое название бандеровцами) “Оборона Украины”:
“Мы боремся за могучую державу трудящихся Украины, которая станет охранником порядка на границе Запада и Востока, которая обеспечит интересы рабочего класса, даст ему свободный труд на заводах и в шахтах, которые будут собственностью народа, а не капиталистов…” (5, сс.262 – 263).
Ткаченко пишет, что “Программа УПА – Полесская Сечь свидетельствовала о народно – революционной направленности ее основателей. В ней отсутствовали ортодоксальные националистические идеи, зато имелись положения, отражавшие социально – экономические интересы широких слоев украинского народа…УНРА опиралась на демократические традиции УНР и выдвигала левые лозунги, вполне приемлемые для людей, выросших в годы советской власти” (30, сс. 6 – 7, 9).
Позитивные “левые лозунги” бульбовской УПА – УНРА склонялись, впрочем, в сторону утопии “народного капитализма” и “народных акционерных обществ” (см. 5, с.108), что, учитывая прошлое социальное положение “выбившегося в люди” мелкого капиталиста Боровца, было вполне естественно.
В противоположность бандеровцам, Бульба – Боровец был убежденным буржуазным демократом. В своем “Открытом письме” руководителям ОУН(б) он говорил им: “Вы признаете фашистский принцип безоговорочной диктатуры вашей партии, а мы стоим на позициях кровного и духовного единства всего народа, на позициях демократии, где у всех – одинаковые права и обязанности” (28, с.287), а далее осуждал политику антипольского террора, проводимого бандеровцами, высказывался за украинско – польский союз против Гитлера и Сталина, а также выступал против убийств бандеровцами советских пленных, коммунистов и комсомольцев (28, сс. 287 – 291).
Если бы перед нами было бы уже восторжествовавшее буржуазное общество, то буржуазный демократ Бульба – Боровец несомненно, был бы более левым буржуазным деятелем, чем тоталитаристы – бандеровцы (как в современной России Явлинский является более левым буржуазным политиком, чем Лимонов). Но на Западной Украине сражалась национальная буржуазная революция, а ее победа невозможна без установления буржуазно – революционной диктатуры, осуществляющей политику террора, причем подобная буржуазная революционная диктатура с неизбежностью бьет не только по врагам справа, но и по врагам слева, по радикальным плебейским течениям (как якобинцы разгромили парижские секции и Парижскую Коммуну 1793г., а бандеровцы, если верить капитулировавшему перед сталинизмом Омельчуку, уничтожили Народно – освободительную революционную организацию (НВРО) (см. 23, сс. 101 – 121).
Поэтому тоталитаристы – бандеровцы, подчинившие и уничтожившие УНРА, были по сравнению с Бульбой – Боровцем столь же более последовательными и радикальными буржуазными революционерами, как якобинцы по сравнению с жирондистами, маоисты – по сравнению с Демократической Лигой Китая, а кастроистская Повстанческая Армия – с умеренной антибатистовской оппозицией.
Бульба – Боровец был сторонником затяжной партизанской войны и осудил как авантюру призыв бандеровской ОУН к всенародному антигитлеровскому восстанию в феврале – марте 1943г., когда бандеровцы наконец порвали с прежней выжидательной тактикой. Он не смог понять, что западноукраинская буржуазная революция могла победить (если вообще могла победить!), лишь став всеобщей, решительной и беспощадной.
“…9 апреля 1943г. ОУН(б) предложила Бульбе – Боровцу, руководившему сопротивлением на Волыни и в Полесье, подчиниться ОУН и стать командиром УПА. Бульба не принял предложение Лебедя, бывшего тогда руководителем организации. За это партизанского командира обвинили в анархии, атаманстве и раскольничестве. Несколько позже ОУН(б) заочно вынесла смертный приговор всему штабу УНРА – Полесской Сечи, а боевка СБ напала на “бульбовцев” 19 августа 1943г. в районе Людвипольского района. Она захватила в плен полковника Савенко, полковника Навацкого с женой, полковника Трейко с женой и детьми, поручика Гудимчука и Анну Боровец (жену Бульбы – Боровца). Последняя была обвинена в шпионаже в пользу Польши и замучена 14 ноября 1943г. Судьба остальных захваченных неизвестна. [Поскольку живыми из рук бандеровцев они не вышли, неизвестно лишь то, когда и как они были убиты. ] Правда, оперативная часть штаба УНРА во главе с Бульбой – Боровцем вырвалась из окружения” (30, с. 210).
Оказавшись в треугольнике смерти между гитлеровскими, бандеровскими и сталинскими враждебными силами, потеряв ближайших соратников, включая любимую жену, Бульба – Боровец в конце 1943г. предпринял попытку заключить соглашение о ненападении с гитлеровцами (в 1942г. подобное соглашение действовало у него более полугода со сталинскими партизанами, пока не было нарушено ими), но, прийдя на переговоры, был арестован и заключен в концлагерь Заксенхаузен. “Командование УНРА возглавил атаман Л. Щербатюк “Зубатый”, но вскоре армия прекратила свое существование вследствие разрущительных действий военных отделов ОУН – УПА” (30, с.9).
Остатки УНРА были добиты сталинскими карателями за первые несколько недель “советской” оккупации (13, с.408). Бульба – Боровец в эмиграции вступил в УРДП, откуда был с позором исключен после того, как без ведома прочего руководства партии пытался вербовать членов партии в англо – американские шпионы, заявляя, что “мы должны купить благосклонность англичан и американцев кровью” (1, т.II, сс. 178 – 179). Возмущенный подобным грехопадением, Иван Багряный от негодования склонен был даже поверить словам “президента УНР” А. Левицкого,что Бульба – Боровец на самом деле был … агентом Москвы и до войны работал связным между КП(б)У и КПЗУ (1, т.II, с.130), каковое утверждение кажется нам проявлением обыкновенной эмигрантской шпиономании.
После этого политическое значение Бульбы – Боровца закончилось, хотя его физическая жизнь продолжалась еще долго. Из многочисленных деятелей украинской истории он не принадлежал к самым худшим, но роль вождя революции украинских трудовых масс была явно не по нему…
«Мы, украинские революционеры и повстанцы…» Часть 1 (рос.)
Рухи і субкультури | Соціальна боротьба
2006-04-13 20:46:34